Как-то раз ко мне наведался обер-лейтенант Адриан фон Фелькерзам[87], служивший в дивизии «Бранденбург» и награжденный еще в 1941 году Рыцарским крестом за проведение успешной операции в России. Он был как раз в отпуске и решил заехать, чтобы рассказать о растущем недовольстве среди старых бранденбуржцев.

Дивизию по непонятной причине перестали использовать для проведения специальных операций и ею начали затыкать дыры на фронте, с чем вполне могло справиться любое обычное соединение. И без того большие людские потери все возрастали, а учитывая уникальную специфику каждого человека, они становились просто невосполнимыми. Ведь в этой дивизии служили специалисты со знанием многих языков и особенностей стран возможного применения, которые добровольно вызвались участвовать в специальных операциях. Узнав о формировании моей части, он вместе с десятью другими военнослужащими изъявил желание перевестись в нее из своего батальона.

Фон Фелькерзам с первого взгляда мне очень понравился, так как производил впечатление порядочного человека и хорошего солдата. В случае его перевода у меня появился бы надежный и опытный помощник в организации сложных операций. Поэтому я обещал ему сделать все возможное и приложить максимум усилий для их перевода в мое формирование.

Выполняя свое обещание, я в первый и последний раз встретился с небезызвестным шефом германской военной разведки адмиралом Канарисом[88]. Вообще-то с адмиралом должны были встретиться доктор Кальтенбруннер и Шелленберг, чтобы обсудить вопросы более тесного сотрудничества между двумя ведомствами — службой внешней разведки абвера и 6-м управлением РСХА. Я упросил их взять меня с собой и поддержать мою просьбу о переводе четырех офицеров и шести фенрихов[89] дивизии «Бранденбург» в мою часть.

Нас привели в затемненный рабочий кабинет и пригласили занять места в старинных креслах. Несмотря на свою хорошую память на лица, мне, как ни странно, трудно описать адмирала Канариса. В памяти остался лишь образ крупного человека среднего роста, с большими залысинами и одетого в морскую форму. Запомнились также его бесцветные глаза, постоянно бегавшие от одного к другому, когда не фиксировались на целые минуты на воображаемой точке на стене.

А вот как собеседник адмирал мне запомнился лучше. Он не был человеком, мысли которого можно легко прочитать. О чем думал и чего хотел адмирал, понять было невозможно, зато он обладал удивительным красноречием и мог умело вставленным словцом переключить ход мысли собеседника в нужном для него направлении. Но я тоже оказался не лыком шит. В течение трех часов мы пытались склонить его к одобрению перевода нужных нам людей, и каждый раз он находил повод для отказа. Только нам, казалось, удавалось переубедить его, как адмирал находил новый аргумент, и все начиналось сначала. Наконец все его отговорки удалось отсечь, и, не найдя новых, он сдался, одобрив перевод всех десятерых людей.

Я глубоко вздохнул и поднял кверху глаза, про себя торжествуя победу. К моему удовлетворению, несмотря на всю сложность переговоров, казалось, все кончилось хорошо. Однако когда он начал излагать соответствующее распоряжение своему начальнику штаба, то, ко всеобщему удивлению, вновь вернулся к прежним отговоркам и сомнениям, отодвинув в конце концов решение этого вопроса на неопределенное время.

Я понял, что все усилия оказались напрасными, и мне не оставалось ничего другого, как удалиться. С меня было достаточно. Только спустя месяцы, в ноябре 1943 года, используя уже окольные пути, этих десятерых добровольцев из дивизии «Бранденбург» удалось все-таки вызволить. Вернувшись в свою часть совершенно разочарованным результатами переговоров, я не удержался и поделился своими впечатлениями со своим начальником штаба Радлом.

— Адмирал Канарис является, пожалуй, самым тяжелым собеседником, с которым мне когда-либо довелось встречаться, — сказал я. — Это совершенно закрытый человек, сущность которого мне так и не удалось понять. Возможно, именно таким и должен быть разведчик. Адмирал подобен медузе, в бесформенное тело которой можно погружать палец до тех пор, пока он не выйдет наружу с другой стороны. Но стоит только этот палец потянуть обратно, как все сразу же приходит в первоначальное состояние. Именно такую картину напоминает его манера вести переговоры. Этот человек не говорит ни «да» ни «нет», для него нет ни черного, ни белого, одни только полутона. В конечном итоге он ни на что не соглашается, но своего желаемого, возможно, достигает. Если бы такой тактики он придерживался в беседе с каким-нибудь чужаком или противником, то это можно было бы даже приветствовать, но по отношению к немцам?

Тогда же я установил контакты и с другим ведомством — собственной службой разведки люфтваффе, имевшей кодовое наименование «Курфюрст» («Князь»). Она обладала самой лучшей структурой управления по сравнению с другими спецслужбами, с которыми мне довелось иметь дело. Со временем мне удалось наладить с ней тесное сотрудничество. Вызывало удивление, какой богатый материал по каждой стране был там накоплен — все участки местности на карте дополнялись аэрофотоснимками, которые включали районы, простиравшиеся далеко на восток от Волги и доходившие до Аральского моря на юго-востоке и до Месопотамии[90], а также Суэцкого канала[91] на юге. Правда, большинство снимков приходилось на 1940 и 1941 годы, то есть на то время, когда военно-воздушные силы Германии еще господствовали в воздухе. Кроме того, в архивах можно было найти исчерпывающие сведения о промышленном потенциале противника.

Для подготовки спецоперации «Ульм» я раздобыл там различные сведения о советской военной промышленности. Только тогда, когда мне стали доступны материалы люфтваффе, стало понятно, сколь многого еще не хватает в моей части и какую гигантскую работу предстоит сделать.

Было совершенно очевидно, что Россия перевела наиболее важные в военном отношении предприятия за Урал, территория которого намного превышала размеры тогдашнего германского рейха. Однако по большинству располагавшихся там районов аэрофотоснимки отсутствовали, и сведения о них мы получали из других источников, для чего постоянно собирались и систематизировались показания пленных. Наряду с информацией, полученной от немецких, французских и других фирм, которые когда-то там работали и осуществляли туда поставки, это дало нам возможность получить хорошую картину о промышленной структуре Урала. Одновременно я смог оценить, сколько еще материала предстоит систематизировать до того момента, когда мы сможем перейти к надежному планированию предстоящих операций.