— Ну, можно выразиться иначе — например, «жив»…

— Томас жив? — повторила Джулия, едва не теряя сознание.

Энтони утвердительно кивнул.

— Откуда ты знаешь?

— Из его письма; обычно люди, покинувшие этот мир, писать уже не могут. С одной оговоркой: если не считать меня… Я об этом как-то не подумал, а ведь на самом деле интереснейший сюжет…

— Что за письмо? — спросила Джулия.

— То, которое ты получила через полгода после той ужасной катастрофы. На нем стоял берлинский штемпель, а на обороте значилась его фамилия.

— Я никогда не получала от Томаса никаких писем. Скажи, что это неправда!!!

— Как ты могла его получить, если сбежала из дома, а я не мог тебе его переслать, поскольку ты не оставила адреса. Тем не менее предвижу, что этот факт станет еще одним веским мотивом, который ты включишь в свой список.

— В какой еще список?

— В список причин, по которым ты меня ненавидела.

Джулия встала и оттолкнула столик с завтраком.

— Если помнишь, мы договорились не употреблять в разговорах прошедшее время. Так вот, эти последние слова ты мог бы произнести в настоящем времени! — крикнула она, выбегая из гостиной.

Дверь, ведущая в ее спальню, оглушительно хлопнула; оставшись в одиночестве, Энтони сел на то место, которое только что занимала дочь.

— Сколько добра пропадает! — прошептал он, обращаясь к корзинке с выпечкой.

* * *

В очереди на такси его уловка оказалась бесполезной. Там стояла женщина в форме и указывала каждому пассажиру предназначенную для него машину. Адаму пришлось ждать, как и всем. Он снова набрал номер Джулии.

* * *

— Слушай, либо выключи его, либо ответь, эти звонки действуют мне на нервы! — сказал Энтони, входя в спальню Джулии.

— Уйди отсюда!

— Господи, Джулия, но ведь с тех пор прошло двадцать лет!

— И за эти двадцать лет тебе ни разу не представился случай сказать мне об этом? — завопила она.

— За эти двадцать лет у нас вообще было очень мало случаев поговорить друг с другом, — твердо ответил он. — Да если бы и так, не знаю, сделал бы я это или нет. Зачем? Чтобы дать тебе повод разрушить все, что ты создала за эти годы? У тебя была прекрасная работа в Нью-Йорке, студия на Сорок второй улице, друг, который учился, если не ошибаюсь, на актера, потом второй, тот, что выставлял свою чудовищную мазню в Квинсе, и ты его бросила как раз перед тем, как сменила работодателя и прическу, или, может, в обратном порядке?

— Откуда ты все это знаешь?

— Видишь ли, если моя жизнь тебя никогда не интересовала, то я, представь себе, старался следить за твоей.

Энтони устремил на дочь долгий взгляд, затем направился в гостиную.

— Ты его распечатал? — спросила она отца, когда тот переступал порог.

— Я никогда не позволял себе читать твою корреспонденцию, — не оборачиваясь, ответил он.

— Но ты его сохранил?

— Оно в твоей комнате — я имею в виду ту комнату, которую ты занимала, когда еще жила дома. Я положил его в ящик твоего письменного стола; мне показалось, что именно там оно и должно тебя ждать.

— А почему ты не сказал мне об этом, когда я вернулась в Нью-Йорк?

— А почему ты выжидала целых шесть месяцев, прежде чем позвонить мне по возвращении в Нью-Йорк, Джулия? Да ты и позвонила-то лишь тогда, когда догадалась, что я заметил тебя в окне той аптеки в Сохо. А может, после стольких лет отсутствия и полного молчания ты хоть немного соскучилась по мне? Если ты думаешь, что в нашем поединке я всегда был в выигрыше, то жестоко ошибаешься.

— Значит, для тебя это было поединком, игрой?

— Не хотелось бы так думать: в детстве ты обожала ломать свои игрушки.

И Энтони положил на кровать Джулии конверт.

— Оставляю его тебе, — добавил он. — Я, конечно, должен был сказать это раньше, но ты лишила меня такой возможности.

— Что это? — спросила Джулия.

— Наши билеты на самолет до Нью-Йорка. Я заказал их у портье сегодня утром, пока ты спала. Как я уже сказал, я предвидел твою реакцию и полагаю, что наше путешествие на этом и закончится. Одевайся и собирай вещи. Встретимся в холле, мне еще нужно оплатить счет.

И Энтони вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

* * *

Автотрасса была забита машинами, и такси свернуло на улицу Святого Патрика. Но и здесь было не лучше. Шофер предложил выехать на шоссе 720 — оно чуть дальше, зато потом можно срезать по бульвару Рене Левека. Адаму было плевать на маршрут, лишь бы поскорей добраться до места. Водитель вздохнул: его клиент может нервничать сколько влезет, дорога от этого свободней не станет. Они приедут минут через тридцать, а может, и меньше — лишь бы пробиться в город, а там, бог даст, будет полегче. Подумать только, некоторые считают, что таксисты нелюбезны с клиентами… И он прибавил звук в радиоприемнике, чтобы положить конец разговору.

Вдали показалась верхушка башни делового центра Монреаля; значит, и отель уже совсем близко.

* * *

Повесив сумку на плечо, Джулия пересекла холл и решительно направилась к стойке портье. Тот бросил дела и поспешил ей навстречу.

— Мадам Уолш! — воскликнул он, раскинув руки. — Месье ожидает вас на улице; лимузин, который мы заказали, чуточку запаздывает, пробки сегодня в городе ужасные!

— Спасибо, — сказала Джулия.

— Я очень огорчен, мадам Уолш, что вы так преждевременно нас покидаете; надеюсь, тому виной не качество обслуживания в нашем отеле? — осведомился он, скорбно глядя на нее.

— Ваши круассаны бесподобны! — соврала Джулия не моргнув глазом. — Только прошу вас, запомните наконец, что я «мадемуазель», а не «мадам»!

Она вышла из отеля и поискала глазами Энтони — он ждал на тротуаре.

— Машина сейчас подойдет, — сказал он. — Ага, вот и она.

Рядом с ними остановился черный «линкольн». Перед тем как выйти и усадить пассажиров, шофер нажал кнопку, поднимавшую задний багажник. Джулия открыла дверцу и села на заднее сиденье. Пока швейцар укладывал в багажник вещи, Энтони обошел машину спереди. Рядом раздался громкий гудок: какое-то такси проехало буквально в нескольких сантиметрах, едва не сбив его с ног.

* * *

— Ну что за люди, не смотрят куда идут! — выругался шофер, остановив машину во втором ряду перед отелем «Сен-Поль».

Адам протянул ему несколько долларовых купюр и, не дожидаясь сдачи, бросился к вращающимся дверям. Назвав свое имя портье, он спросил номер комнаты мадемуазель Уолш.

На улице черный лимузин ждал, когда такси, загородившее ему дорогу, соблаговолит отъехать. Однако таксист увлекся пересчетом денег и не думал торопиться.