Наконец-то он начал делать ошибки!

Понятно, так рано Кукловод меня просто не ждал, но промах все же серьезный — не узнай я о визите при помощи хитроумной электроники, эта дверь все бы мне сказала.

Я приникла к косяку.

Тихо, как в могиле (впрочем, такого рода шутки сейчас неуместны). Интересно, успел ли он уже нарваться на мою ловушку?

Хорошо бы он решил еще раз порыться в моей комнате. Моя задача в этом случае весьма упрощается, ведь все подготовленные мной сюрпризы — именно там.

Я принюхалась. Порохом не пахнет.

Что ж, по крайней мере, за мной остается фактор внезапности.

Осторожно, едва дыша, я чуть приоткрыла дверь и запустила палец в скважину, куда входит язычок замка. Именно там посоветовал мне хитроумный Гнейко скрыть маленький тумблер, отключающий внешний рубеж сигнализации — не хватало еще, чтобы биппер запищал сейчас, предупреждая уже о моем прибытии! Надеюсь, Кукловод не ждет меня, притаившись прямо за дверью!

За дверью он не стоял.

Но поняла я это, к сожалению, слишком поздно. Что-то острое больно ужалило меня в шею, чуть правее позвоночного столба, и мир вокруг медленно провалился в темноту. Последнее, что я запомнила, — коврик у двери, который неожиданно прыгнул на меня. Или это я на него упала?

Следующее мое впечатление от реальности — нестерпимо яркий свет настольной лампы, бьющий мне прямо в зрачок. Какое-то время только это яростное давление было моим единственным ощущением. После нескольких мучительно долгих секунд я почувствовала чьи-то пальцы, грубо задравшие мне веко.

Мозги мне словно окутало ватой, где-то в голове продолжал дрожать тонкий металлический звук. Не от двери ли, которую я распахнула собственной головой, когда растянулась на пороге?

Внезапно я вспомнила все. Если бы горло мне повиновалось, я застонала бы в бессильной ярости. Надо же было так купиться на примитивнейшую уловку!

Тем временем к звону добавился еще какой-то посторонний звук. Я напрягла внимание и сумела разобрать:

— …ришли в себя, Женя. Хватит притворяться. — С этими словами мой мучитель снял наконец жесткие пальцы с моих век, и я смогла прикрыть глаза.

Мышечный тик на левой щеке сказал мне, что чувствительность лицевых мышц возвращается, но все тело словно исчезло.

В голове немного прояснилось. Почему я больше его не слышу?

Даже сквозь сомкнутые ресницы свет оставался нестерпимо ярким, но я все же смогла разобрать, что нахожусь в своей комнате, сваленная в кресло, словно мешок картошки. Ну вот, хоть в чем-то мне повезло.

Откуда-то слева из-за моей головы вновь послышался этот голос. Теперь я смогла разобрать интонацию, точнее, ее отсутствие — Кукловод говорил совершенно без всякого выражения.

— А вы меня разочаровали, Женя, — равнодушным бесцветным голосом произнес мой противник. — Не заметить стольких явных намеков.

Я что-то прошипела.

— Ну да, ну да. Связки еще не слушаются, понимаю. — Возникшая из тьмы рука вновь насильно подняла мне веко. — А зрачок все еще расширен. Очень остроумно: тушь для ресниц с иглой вместо кисточки. Мгновенный паралич минут на двадцать. Как я понимаю, какой-нибудь синтетический яд из арсенала рыцарей плаща и кинжала, а? Не отвечайте, не отвечайте, вам еще нельзя говорить.

— Скотина! — смогла наконец довольно внятно выговорить я.

— Ну не стоит так переживать. Умейте проигрывать достойно. Думаю, минут семь вы еще проживете, пока яд окончательно не разложится. Ведь он не оставляет никаких следов в крови, верно? Так что вас найдут задохнувшейся от угарного газа. Очень правдоподобное короткое замыкание я вам обеспечу…

Ну давай, Женя, шевели извилиной! Не может же не быть выхода из ситуации!

Человек в темноте тихонько засмеялся:

— Ну не забавно ли, погибнуть от собственного оружия! И никаких следов насилия, я вас даже связывать не стал; яд — лучшие кандалы и не оставляет рубцов на коже. Ну скажите, когда вы сможете двигаться? Десять, пятнадцать минут? Знаю, все равно не скажете. Впрочем, этого и не нужно, я вижу, с какой скоростью вы приходите в себя. Так что вы еще увидите, как вспыхивает проводка, плавятся стеновые панели… Вот только потушить пожар вы уже не сможете. А интересно, очень ядовитый дым дает этот синтетический ковер? Хотелось бы, чтобы вы почувствовали, что значит гореть заживо.

Перед моими глазами закачалась маленькая пластиковая коробочка. Мой биппер.

— А ведь я ожидал чего-то подобного. Неужели вы думали таким образом от меня защититься?

Чего он издевается? Хочет насладиться моим поражением? Есть, поняла. Ну конечно же, у живого человека не может не быть хотя бы одного слабого места.

У Кукловода этот пунктик, эта уязвимая точка — тщеславие, которое он наверняка называет гордостью художника.

Именно оно заставляет его строить сложные, но безупречно выверенные комбинации. Именно это извращенное чувство собственного превосходства заставляет его так рисковать. Да он же упивался собственным величием, когда заставлял людей выполнять свои замыслы, когда делал других частью своей игры, чтобы они, сами того не подозревая, плели сеть. Его сеть.

Мысль моя лихорадочно заработала.

Да, это так. Я неожиданно нащупала, что двигало Кукловодом. Единственная черта характера, роднящая его, «сверхчеловека», с нормальными людьми, — любование собственным совершенством. И в этой ахиллесовой пяте — моя единственная надежда на спасение. Если мне удастся его разговорить, польстить его тщеславию… Заставить раскрыть передо мной, беспомощной жертвой, маленькие секреты его мастерства, которые привели его к победе…

Он не может не купиться на искреннее восхищение. Талант без поклонников — не талант. А кто еще сможет оценить все величие его замысла, как не я?

Кукловод ошибся всего минут на пять. Продержаться еще двадцать минут, и способность двигаться ко мне вернется. Конечно, не полностью, но все, что мне нужно, — прыгнуть к двери и сунуть руку на полку, за револьвером. И тогда мы с ним еще потягаемся.

Но мой противник, невидимый в темноте, прекрасно видел мое ярко освещенное лицо. И мой быстрый взгляд, брошенный на полку, не укрылся от его внимания.

— Даже не думайте, такой возможности у вас не будет. Я вам ее просто не оставил.

— Что… вы… — прокаркала я.

— …имею в виду? Только то, что ваш пугач я уже разрядил. А зачем вам разряженный револьвер? Знаете что? Я подстрахуюсь. Я не дам вам семи минут. Подожду, пока пожар разгорится, и тихонько исчезну.

Я наконец вполне овладела своим голосом, чтобы сделать первый, пробный ход. Только бы сработало…

— А хотите узнать, как я догадалась?

— Повторяю, вы меня разочаровали. Я так старался дать вам намек. Сначала — Семаго, потом эти письма… Неужели вы не уловили сходства?