«…Если кисть замирала в застое… – вопил наш солист. – И тогда среди многих картин вдруг рождалась „Над вечным покоем”…»

Короче, когда в конце песни после истошного гитарно-клавишного запила барабанщик в заключительном брейке сломал палочки, а солист затих в ультразвуковых высотах, на зал клуба целлюлозно-бумажного завода опустилась тишина, которая, наверное, была бы возможна на планете Земля, только если бы, не дай бог, случилась всемирная ядерная катастрофа. Тот самый «Вечный покой»…

Мы, я вам скажу, тоже были потрясены произведенным эффектом. Зал молчал. Нет, он не молчал. Зал оцепенел. После паузы, в которой происходило всеобщее осознание события, мы, не сговариваясь и истекая потом, двинулись за кулисы. Навстречу нам к зрителям вышел на одеревеневших ногах ведущий концерта и, не сумев справиться с форс-мажором, без изменений произнес написанный режиссером концерта текст:

Словно весенние ручьи,

Звучала музыка сейчас.

И, с женским праздником весенним

Поздравив вас,

Уходит наш ансамбль со сцены,

И свет погас.

На этом наш концерт закончен.

На этот раз.

И занавес закрылся, навсегда отделив «Голос разума» от благодарного зрителя. Навсегда, потому что, несмотря на угрозу о нашем возвращении, случайно прозвучавшую в словах ведущего, наш ансамбль больше никогда не выходил на сцену. «Голос разума» замолчал навсегда. Директор клуба повесил на двери нашего музыкального подвала амбарный замок и поклялся больше никогда-никогда, никого-никого не пускать в это страшное место.

Но дело было сделано. Ведь в зале, среди прочего населения, были и девчонки из моей школы. А знаете, что такое для девчонки дружить с музыкантом из рок-группы? Вот так-то. Занавес, как говорится, упал, а вот мой рейтинг взлетел к таким высотам, каких достигал только Гагарин, да и то всего раз в жизни.

На следующий день я получил сразу несколько записок с предложением дружбы. Три из восьмых классов, две от ровесниц и одну от девочки старше меня на год. Как вы думаете, кому я отдал предпочтение? Ну, конечно же, той, которая была старше. Это было невозможно… невозможно круто «ходить» с десятиклассницей. И я пошел. Правда, оказалось, что она не умеет целоваться, но это было делом поправимым. Зато она всегда бросалась разнимать дискотечную драку, если я в ней участвовал, а один раз даже подралась в женском туалете Дома культуры с девочкой, пригласившей меня на белый танец. Короче, я чувствовал, что любим. А любовь, знаете, окрыляет. Зовет к полету и не оставляет времени на скучную повседневность. В общем, к концу учебного года я прилетел с четким сознанием собственной независимости и тремя четверками за год. Все остальные оценки были тройками, а отметка за поведение балансировала на грани «неуда». И только благодаря надежде учителей на то, что это у меня временное помешательство, я получил тройку за поведение и перешел в следующий класс, оставив позади все достижения моей жизни, по версии родителей и педсовета. А именно: примерное поведение, отличную успеваемость, внеклассную активность и домашнюю усидчивость. Дальше все было только хуже. Но это история для следующей главы.

А в этой главе я бы хотел еще рассказать о своей встрече с братом, которую я запомнил на всю жизнь. Зимой брату за успехи на службе в Советской армии дали отпуск, и он приехал домой. Дали ему неделю. Три первых дня он планировал провести дома, а потом махнуть в Петрозаводск к однокурсникам и, естественно, к девушке, чтобы потом снова к нам вернуться и уже из дома вновь отправиться отдавать долг Родине.

Мы оба были в шоке от нашей встречи. Он – от моего вида, а я – тоже от моего вида. Я не ошибся. Мой брат обалдел, увидев перед собой вместо шарообразного шпингалета вполне сформировавшегося парубка. А я был шокирован, увидев, что я стал ростом с брата. Это наполнило мое и так раздутое эго еще парочкой атмосфер себялюбия.

Тут важно рассказать о моих новых брюках. Брюки были сшиты в ателье и представляли собой образец самых модных штанов того сезона. Широкие, зауженные книзу, цвета хаки, они были увешаны большими и маленькими наружными карманами. Карманы были везде. Выше колена, ниже колена, на колене… Просто писк, короче. И брюки эти были совсем новенькие.

И вот эти всего один разок надетые и еще не услышавшие восхищенных возгласов моих ровесников штаны мой брат попросил у меня для поездки в Петрозаводск. Вы поняли, что теперь мы с братом были одного размера? Я предложил ему взять любые другие, мотивировав отказ понятным «самому надо». Шура заметил мне, что я жадничаю. Я ответил ему, что он не прав. Короче, слово за слово, и Александр Михайлович на какое-то мое малолетнее хамство отвесил мне подзатыльник. А вы уже знаете, что с некоторых пор физическое воздействие рождало во мне первобытную ярость. Поэтому я тут же отвесил ему ответ. Через секунду в гостиной бушевала буря. Это была настоящая драка. Драка двух мужиков. Как-то это случилось неожиданно даже для нас. И, конечно, для мамы, которая вбежала в комнату и с ужасом обнаружила братоубийственную схватку. «Остановитесь, дети!» – вскрикнула она, воздев руки с белым флагом. Это, конечно, был не флаг, а кухонное полотенце, но в тот момент, ей-богу, флаг флагом. Мама отчаянно взмахнула флагом, и брат остановился. А я не смог. Дело в том, что я, насмотревшийся фильмов с Брюсом Ли, за секунду до маминого крика с воплем «кийя» оторвался от земли, резко взмахнув ногой сорок пятого размера. Брат остановился, а я продолжил свой полет и, не в силах сдержать инерцию, подлетел вплотную к Шуре. Моя нога врезалась в его лицо, и брат удивленно отлетел к стене, разбрызгивая по сторонам кровь из разбитого носа. Ошарашенный, я, приземлившись, тут же поднял руки, как бы пытаясь извиниться и показать, что я не хотел, но было поздно. Брат взревел, как раненый медведь, и, ринувшись на меня, нанес мне сокрушительный удар снизу в подбородок. Апперкот. Так называется это в боксе. Апперкот был такой силы, что меня подбросило вверх, и я врезался в хрустальный колпак люстры, которая, по несчастью, оказалась прямо надо мной. Колпак раскололся и рухнул на пол. Впрочем, я рухнул раньше, оросив, в свою очередь, кровью из самопрокушенной губы и разбитого темечка фамильный ковер. Все это произошло за какие-то мгновения. Тут опомнилась мама и вступила в сражение, нанося по мне и брату массированные удары кухонным полотенцем.

Маме мы сдались