* * *

Она очнулась от своих воспоминаний, расстроившись оттого, что после стольких лет память о том инциденте все еще причиняет ей боль. Бет считала, что мать должна была быть благодарна ей за то, что она сумела проявить хладнокровие и рассудительность. Другой ребенок на ее месте в слезах побежал бы к соседям, а потом все узнали бы, каким жестоким негодяем оказался Монти Пауэлл. Но, к несчастью, мать не отличалась особым здравомыслием, это было видно хотя бы по тому, что она цеплялась за своего мужа, как бы плохо он ни обращался с ней и с детьми.

Бет, в общем-то, не верила, что характер передается по наследству. Она росла с братом и сестрой, которые были намного старше ее, так что она всему училась у них, а не у своих родителей. С ранних лет она видела слабости своей матери и тогда же поняла, что покорность и стоицизм сулят одни только неприятности. Точно так же лень ее отца пробудила в ней веру в необходимость усердно работать. Родители были прекрасным примером того, кем ей никак не следует быть.

Бет вздохнула и принялась перебирать бумаги в папках на столе, не вникая в смысл того, что было в них написано. Если бы только мать послушалась тем летом тетю Розу и подала на развод! Но она не сделала этого, она слишком беспокоилась за Роберта, которому пришлось бы жить одному в доме с отцом, и, скорее всего, считала, что детям лучше иметь отцом жестокого, ленивого сноба, чем вообще остаться без отца.

* * *

По прихоти судьбы как раз тем самым летом, когда Бет узнала, насколько неудачна ее собственная семья, она познакомилась с Райтами и сразу же поняла, что они являются прямой противоположностью ее родителям. И она пронесла воспоминания об их замечательном, счастливом семействе через все свое детство.

Она по-прежнему так ярко могла представить себе дом Райтов, «Гнездовье», словно видела его вчера. Это было таинственное и загадочное место, почти невидимое с дороги, потому что его окружали густые заросли деревьев и кустарников. У дома были высокие дымовые трубы и окна с решетками, а сад спускался к реке, шлюзу и плотине. Она вспомнила, как Сюзанна рассказывала ей о том, что грачиных гнезд на деревьях больше нет, так как отец перестрелял всех птиц — его раздражал шум, который они производили.

В самое первое лето Сюзанна пригласила ее к себе домой на пикник, и Бет была очарована ее домом: он совсем не был старым и обветшалым, как она ожидала. Красивая полированная старинная мебель, зал, стены которого были облицованы деревянными панелями, лестница с резными колоннами, кухня, где было тепло благодаря газовой печке, и мать Сюзанны, полненькая и жизнерадостная, которая пекла воздушное печенье и разрешила им съесть его горячим. Ну, и конечно, великолепный огромный сад. Кое-какие его уголки намеренно сохранялись в почти первозданной дикости, там вовсю цвели деревья и кустарники, в глубине его скрывался летний домик у пруда с фруктовыми деревьями и роскошной лужайкой, сбегавшей к реке Эйвон, окаймленной красивыми цветочными клумбами.

Бет не видела бабушку Сюзанны, потому что та как раз вздремнула, но она увидела очень милую спаленку своей подруги, ее коллекцию кукол в дорогих нарядах, сшитых матерью Сюзанны. В этом доме не было сырых и мрачных комнат, ужасных картин маслом или поломанной мебели. И еще у Сюзанны был отец, который работал в конторе. Бет так никогда и не познакомилась с ним, но в тот день она заметила его фотографию и запомнила его красивым и улыбающимся, и она сразу же поняла, что отец Сюзанны никогда в жизни не поднял руку на свою жену или детей.

Позже Сюзанна уже больше никогда не приглашала ее к себе домой, но в этом не было ничего странного. Если погода была хорошей, они отправлялись кататься на велосипедах, а в дождливую и сырую погоду ходили по магазинам в Стрэтфорде или отправлялись в кино. И поскольку сама Бет никогда не приглашала своих подруг к себе домой, ей и в голову не приходило, что другие дети могут поступать иначе. Но сейчас, оглядываясь назад, она вспомнила неясные намеки, которые могли бы подсказать ей, что не все в доме Райтов обстояло так благополучно. Сюзанна все-таки говорила, что ее бабушка превратилась в кошмар всей семьи, что от нее мерзко пахло и что она постоянно разбивала что-нибудь. Кажется, ее подруга упоминала и о том, что помогала матери развешивать выстиранное белье.

Теперь-то Бет понимала, что старая леди страдала болезнью Альцгеймера и недержанием мочи и что миссис Райт сбивалась с ног, ухаживая за ней по двадцать четыре часа в сутки. Но тогда она ничего не знала об этом, да и откуда молодой девушке разбираться в таких вещах, если только она не сталкивается с ними в собственной семье?

Бет пришло в голову, что Сюзанна не рассказывала ей об этом, потому что стыдилась. Или, может быть, она решила, что рассказала достаточно, чтобы Бет поняла все недосказанное, но сочла ее жестокосердной, поскольку подруга никогда не выказала ей ни малейшего сочувствия.

И когда у миссис Райт случился удар, Бет тоже до конца не поняла, что это значит. Сюзанна, правда, упоминала в своих письмах, что мать частично парализовало, что у нее нарушилась речь, но она опустила подробности, не рассказав того, что на самом деле означало ухаживать за ней. Кроме того, Сюзанна казалась счастливой, оттого что может заботиться о своей матери, и в одном из писем она даже пошутила, что это веская причина, чтобы не искать настоящую работу.

В воображении Бет миссис Райт по-прежнему оставалась улыбающейся кругленькой женщиной, с которой она когда-то встречалась, просто теперь она сидела в инвалидном кресле и указывала Сюзанне, как приготовить обед и испечь пирожные. Поскольку дома у самой Бет царил ад, она даже позавидовала Сюзанне. Она живо представила себе, как прохладными вечерами та сидит у огня в обществе своей матери или как везет ее на прогулку в кресле-каталке в хорошую погоду.

* * *

Разумеется, теперь-то она вполне понимала, что в письмах Сюзанны ей следовало читать между строк, и догадалась, почему подруга почти ничего не знала о рок-музыке или о модных книгах и фильмах — у нее просто не было ни времени, ни возможности познакомиться с такими вещами поближе. Когда Сюзанна извинялась за то, что ее письма были очень краткими и скучными, Бет следовало уразуметь, что она слишком уставала и у нее не было повода написать что-нибудь более веселое и интересное.

Но тогда Бет была уже в шестом классе и у нее хватало собственных проблем. Ее вполне удовлетворяло то, что почти в каждом письме Сюзанна буквально умоляла ее не отказываться от своей мечты стать адвокатом и напоминала ей, что она достаточно умна, чтобы успешно сдать все экзамены и добиться успеха. Если бы не это, Бет могла бы бросить школу, где она ощущала себя парией, ушла бы из дома, который ненавидела, и нашла бы себе бесперспективную работу.

«Ты ее вечная должница», — пробормотала она себе и почувствовала укол совести за то, что, поступив в университет, намеренно позволила их дружбе угаснуть.

Может быть, ее рассуждения действительно были здравыми. Отгородиться ото всех, кто знал прежнюю Бет, представлялось ей единственным способом создать Бет новую. Она вспомнила, как истратила львиную долю своей первой стипендии на обновки — удлиненное пальто из красного бархата, длинные черные сапоги и потрясающую черную шляпку. Для нее жизненно важно было выглядеть сногсшибательно, чтобы навсегда прогнать воспоминания о тех обносках, которые доставались ей после старшей сестры, о насмешках воспитателей и жалости соседей. В таком наряде ей не нужна была Сюзанна, чтобы сказать ей, что она умна, — Бет и так знала это. Никто не осмелился бы унизить девушку, выглядевшую так, как она.