Мы подошли к южной окраине Милеева. Поблизости у ручья нашли хороший, чистый дом в богатом саду и остановились там. Перед нами раскинулся луг с одинокими деревьями — ольхой и тополями, — примкнувший к лесу. Соседей у нас не было, и только опорные пункты разведчиков отделяли от врага.

Мы вели веселую и беззаботную жизнь, отдыхая после упорных боев. Зарезали корову, ловили и варили кур, жарили картофель, готовили салат из огурцов, ели свежую морковь и играли в карты. После короткого дождя началась тропическая жара. Целыми днями мы обнаженными лежали у ручья. Ночью нас мучили блохи и клопы. Без сна долго валялись на скамьях в жаркой избе, непрерывно чесались и выходили наконец спать под открытым небом, до тех пор пока не просыпались от холода в утреннем тумане, искусанные комарами. Мухи садились на наш хлеб, и лишь с трудом удавалось от них отбиться.

Гроза смягчала свинцовую атмосферу. Густой туман вечером скрывал окружающие поля и рассеивался только в полумраке. Мы выставляли караул, когда снаряды начинали пролетать со свистом над нами и разрываться на безлюдном пространстве.

Этими ночами каждый дымок напоминал мне об опасности и новых приключениях, как будто бы меня встряхивал повышенный электрический заряд той жизни, которая могла иметь место только на войне. Как самый пьяный праздник и самые смелые поступки в мирное время придавали блеск жизни, влияло на меня и колдовство смерти. Она была хорошо знакома мне. Это был ценнейший подарок, фантом, из которого я вырос, как из плодоносящей земли. Он работал во мне и формировал меня как скульптор из мягкого воска. Он давал смысл и присваивал имя вещам, укреплял настоящее, рассеивал ложь и очищал душу от отбросов. И не пугал меня. Я не убегал от него и в то же время никогда так усердно и горячо не любил свою жизнь.

Когда вечерняя заря угасала, горизонт все еще пылал от многочисленных пожаров. Горели деревни, оставляя после себя обугленное дерево и пепел. Люди уходили на запад, угоняли скот или резали его, урожай сжигали. Все разрушали, подготавливая страну к нашему отступлению. Улицы и дороги вокруг Милеева минировали, мосты и дома готовили к подрыву. Мы ожидали приказа к отходу.

Ночью шумел дождь, а к утру поднималось из тумана солнце. Его зной сжигал все вокруг. Последний день в Милеево. Я мечтал о летнем отдыхе на море, вспоминал мое прощание с возлюбленной.

Моя участь оказалась благоприятной. Мне была подарена жизнь, и теперь я тосковал о наступающих приключениях.

Я был к ним готов.

Осенняя поездка (1943).

Мы беззвучно шагали в ночь, только колеса грузовиков скрипели на песке, ржали лошади да скрипели сверчки. Туман опустился на поля и пастбища, поблескивали звезды в легких облачках, полная луна погружала дома, кусты и деревья в молочный свет. Пламя горевших на горизонте деревень отражалось в облаках. Отступление началось.[43]

Мы шли и шли. Вдали за нами гремели взрывы. Это подрывали мосты. Милеево горело. Позади, за нейтральной полосой, оставалась пустота. Мы дошли до шоссе и готовились к сопротивлению. С нашими легкими орудиями нас выдвинули в арьергард. Росистыми лугами мы быстро шли на запад, навстречу пожарам, уставшие, дрожа от холода на ночном ветру. Но скоро от быстрого марша пот выступил у нас на лбах.

Миновали сгоревшую деревню Квастовичи.[44]Вымершие улицы, обугленные брусья лежали на песке. Собака лаяла на луну. Печи пристально смотрели на нас из пепла, как привидения. Выморочные лошади носились во мраке.

Среди дымящихся догорающих пожаров появились наши полевые кухни. Тусклый жар из разрушенных печей, поваленные стены, обожженный кустарник. Запах гари стоял в воздухе, на землю опускался тонкий слой пепла.

Мы закусывали и снова отправлялись в путь. Глаза застилались, и мы держались за борта грузовиков, опирались на лафеты орудий. Дорога шла в гору.

На краю плодового сада остановились. Под древними буковыми деревьями поставили орудия, но заснуть не смогли. На востоке пылал пожар горевшего Милеева. На севере виднелись загадочные мрачные леса. Перед нами в темноте — руины опустошенной деревни. Стены, печи, изгороди поднимались над тлеющей древесиной. Разрушение и смерть отмечали наш путь, наше бегство.

Мы замерзали в наших шинелях, боролись с голодом и бессонницей и снова страстно ругали командование, которое награждало нас постоянной усталостью тогда, когда в этом не было особой необходимости. Мы пели дикие, бессмысленные песни о роскоши, приключениях и проститутках и, наконец, танцевали медленно, как медведи, русской ночью вместо сна. Мы вели жалкое существование беглецов, выгнанных из огромной страны. Безумные танцы в Квастовичах на руинах деревни составляли нашу ослепленную огнями пожарищ жизнь, заставляя качаться в такт примитивной музыке.

Ранним утром вставало на востоке солнце. Мы приносили солому, расстилали плащ-палатки и спали до тех пор, пока солнце не вставало в зените, рассыпая свои жаркие лучи.

С горящими от зноя лицами, с больными обожженными ногами и руками уходили на окраину деревни и там искусанные блохами, голодные ложились в скудную тень от снопов и лениво играли в карты как безжизненные машины. Такие мы были — завшивленные, грязные, растерянные и апатичные. Ни мир, ни жизнь не сулили нам ничего хорошего.

Русские пересекали Милеево и следовали за нами в длинных колоннах по шоссе. Мы уходили по сыпучим пескам на тыловые рубежи. Обходили минные заграждения и баррикады. Крайние дома в деревнях стояли среди разоренных садов и руин.

На краю леса, в котором мы, выходя из Милеева, чуть не потерпели катастрофу, остановились на небольшой отдых в тени. Там же отдыхали солдаты, которые как попало спали со своим оружием. Мы проследовали по шоссе в лес. Листва гнила в полуденной жаре. Остановились на отдых, не ожидая приказа. Перезрелая черника слегка утолила нашу жажду.

Мы вышли на северное крыло охранения на неизвестную нам территорию. Телефонная линия была оборвана, и наша батарея оказалась оторванной от основной группы войск. Вечером мы лежали на опушке леса. Цепи холмов с отдельными елями и кустарником окружали весь район. Мы не знали, куда следует направить стволы наших орудий.

Безразличные ко всему, мы бросились в траву и спали, пока холод и обильная роса не разбудили нас. Земля нагревалась постепенно. Мы дрожали, закрывались сеном и ветвями и снова пытались уснуть. Старались прижаться друг к другу, курили и молча смотрели на полную луну. Ближе к утру услышали приглушенные голоса, дребезжание оружия и шум моторов. Мы поняли, что присоединились к арьергарду. Все вместе двинулись, как призраки, дальше в плотном тумане по бесконечным лугам, ускорив шаги, вышли на шоссе. Утром туман рассеялся. Мы подошли к обочине деревни, поставили орудие в уличный капонир и залегли спать. Спали до тех пор, пока голод не пробудил нас. Наступил вечер. Было тихо на этой далекой земле. Вечерние звезды сияли над холмами. В небо взвилась красная ракета. Ее след ушел далеко к звездам, потом она рассыпалась и упала на землю. Русские заняли Буяновичи.