Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В соседней клетке лежал без сознания Грэй…
Он – то единственное хорошее, что случилось со мной за время этого жуткого вынужденного приключения.
Он нравится мне. Он спас, защитил, уберег меня. Не один, конечно, а вместе со своими парнями – Тони и Майклом, – но все же именно он был главным, именно он руководил операцией, именно он нес личную ответственность за то, чтобы вытащить меня из лап Хуссейна.
Кажется, я тоже нравлюсь ему… Иначе зачем он попросил пригласить меня в свою палату, когда очнулся после побоев?
Но я прекрасно понимаю: между нами ничего не будет.
Во-первых, сейчас он восстановит здоровье и наверняка снова улетит куда-нибудь спасать попавших в секс-рабство девушек. Это благородно и важно. Или будет делать что-нибудь еще. А я останусь в Москве с мамой и Мишей, по которым ужасно соскучилась… Боже, неужели я снова увижу их сегодня?! Даже не верится, что этот ад наконец закончился, и я лечу домой!
Ну а во-вторых, кто я вообще такая, чтобы быть соперницей для Натали, которая довольно ясно озвучила свое желание быть с Грэем? Она – красивая, умная, хитрая и чертовски опытная. Еще бы: жила и трахалась сразу с тремя мужчинами! А я сексом вообще ни разу не занималась. Ну, если не считать того позорного и странного эпизода, когда Грэй изображал на камеру в доме Хуссейна изнасилование и лишение меня девственности. Но в итоге я осталась невинна – и вряд ли на этом фронте что-то изменится в ближайшие месяцы…
Я сижу с своем пассажирском кресле, зафиксированная ремнями безопасности, и смотрю в иллюминатор. Мы уже летим над территорией России, и только что капитан самолета сообщил, что через несколько минут мы начнем снижаться и приземлимся в аэропорту Внуково.
Кошусь на Тони: он спит, устало опустив голову на грудь. Натали, забросив ногу на ногу, рассматривает какой-то модный журнал. На ней бежевый кроп-топ, выгодно подчеркивающий высокую красивую грудь, обтягивающие черные леггинсы и блестящие высоченные шпильки. И где она только достала все эти вещи? Последний раз я видела ее в белом халате, выданном в больнице, а до этого – в замызганном черном никабе. Теперь же она выглядит так, словно летит из Милана в Париж, не меньше…
Грэй в своем медицинском транспортере лежит и смотрит в потолок. Мне почему-то очень хочется встать, подойти к нему, коснуться пальцами тыльной стороны ладони, сказать что-то ободрительное… Но я одергиваю себя на этой мысли: разве ему могут быть нужны мои слова и моя забота? Он и так прекрасно справляется со всем. Он взрослый мужчина. И даже в нынешнем физическом положении он все равно сейчас гораздо сильнее меня…
Мы наконец начинаем снижаться, и я невольно прилипаю к иллюминатору, чтобы первой увидеть с высоты птичьего полета родную Москву и гладкую, широкую, длинную взлетно-посадочную полосу, на которую мы приземляемся всего через несколько минут.
Сейчас все происходит совсем иначе, чем при обычных международных или даже внутрироссийских перелетах. Возле трапа нас встречает не привычный автобус, а машина скорой помощи и еще какой-то длинный черный служебный автомобиль с затонированными стеклами. Я с опаской кошусь на него, а потом дверца распахивается, и оттуда выходит моя мама…
Ноги у меня сразу подгибаются, и я едва не падаю прямо на землю. Меня удерживает Тони. Он же помогает добраться до мамы, потому что глаза моментально застилает пеленой слез, пальцы дрожат, а губы шепчут:
– Мама, мамочка…
Мы врываемся друг другу в объятия и рыдаем.
– Моя доченька… Как же ты похудела… Я чуть с ума не сошла… Я все больницы обзвонила, все морги, прежде чем со мной связались из комиссии… Как ты, моя родная, как ты себя чувствуешь? Что там с тобой делали?
– Все хорошо, мама, все хорошо, – бормочу я исступленно. – Я здесь. Со мной не успели сделать ничего такого, чтобы… чтобы…
Я не могу продолжить и просто снова плачу, а мама обнимает меня, и я замираю в ее теплых руках, слыша биение родного сердца.
Время замирает, и все, что вокруг, становится вдруг таким мелким и незначительным… Словно в этом мире есть только мамины руки, мамины глаза и мамино тепло. Я кутаюсь в ее ласковые объятия, как в большое пушистое одеяло, чтобы спрятаться от жестокого реального мира и всех воспоминаний, что несутся по моим следам голодными кусачими шакалами.
Роскошный частный самолет туда. Жаркие Эмираты. Элитный бордель. Хуссейн. Попытка группового изнасилования. Убежище русских наемников. Выходки Натали. Намеки Грэя. Совершенно бессмысленные чувства к мужчине, который никогда не будет моим…
Ресторан. Погоня. Клетка. Побег. Еще один самолет.
И вот – я здесь… Мы здесь!
Выпутавшись из маминых объятий, я на несколько мгновений возвращаюсь затуманенным слезами взглядом к служебному самолету, на котором мы все только что прилетели прямиком из ада.
Натали и Тони спустились по трапу сразу следом за мной, и теперь сотрудники аэропорта и приехавшие к самолету на карете скорой помощи московские врачи осторожно спускают по лестнице койку-транспортер с лежащим на ней Грэем… Наверное, теперь уже можно называть его Сергеем, мы же в России…
Или он все-таки привык к обращению на западный манер?
Не знаю.
Вообще-то, я ничего не знаю об этом мужчине, и это еще одно доказательство того, что мне не нужно даже думать о нем…
Но я все равно думаю.
И с какой-то болью и даже ревностью наблюдаю, как Натали подходит к нему, касается длинными пальцами перевязанного окровавленным бинтом лба… Но Грэй что-то говорит ей – мне отсюда не слышно, – и Натали одергивает руку, хмурится. Тони заставляет ее отстраниться и отойти. Девушка начинает ругаться, ее успокаивают врачи и сотрудники комиссии.
– Кто эти люди? – спрашивает мама, проследив за моим взглядом.
– Девушку спасли из сексуального рабства, как и меня, – говорю я, решив не вдаваться в подробности о том, что после этого самого чудесного спасения Натали не полетела домой, а осталась в Эмиратах, чтобы нежиться под южным солнышком, фрилансить с ноутбука на лежаке у бассейна и трахаться сразу с тремя мужчинами.
– А почему ее никто не встречает? – удивляется мама.
Я пожимаю плечами:
– Не знаю, – и это чистая правда.
– А мужчина в транспортере – он кто такой?
– Он спас меня, – говорю я. – Он и второй парень. И еще один, третий, который остался в Эмиратах.
– Я должна подойти к ним и поблагодарить, – решает мама, но я ее останавливаю, буквально хватая за локоть в последний момент:
– Нет, пожалуйста, не сейчас, мам.
– Почему?! – хмурится она.
– Потому что сейчас я хочу отдохнуть от них, – признаюсь честно и встряхиваю головой в надежде избавиться наконец от мыслей о Грэе. – И еще я хочу просто побыть с тобой и Мишей… Как Миша?