Ни у кого из нас не было слов для этого музыкального произведения, но нас оно очень вдохновляло и плавало в нашем сознании, пока для него не нашлось подходящего сосуда, который оказался нашим любимым напитком под названием «Найт трейн» (Ночной поезд – примеч. пер.).

Как-то вечером мы гуляли по Палм-авеню, печально известной в нашем мире из-за множества неопрятных девиц, нескольких знакомых наркоманок, а также Лиззи Грей, гитариста группы London. Мы тогда проводили без конца время в этом квартале, потому что там было очень много знакомых, так что каждый раз, направляясь туда, мы предвкушали веселье. Тем вечером мы делили на всех бутылку 18-градусного «вина» под названием «Найт трейн», которое продавалось в пределах двух баксов за бутылку. Это самое дешевое низкосортное вино, какое только можно купить за деньги, и мы накидывались им как сумасшедшие, когда за нас никто не платил. Может, звучит и не очень, но оно определенно вставляло. Пока его не попробуешь, не поймешь, почему в один прекрасный день мы шли по Палм-авеню и стали сочинять стихи в его честь.

Не помню, кто начал, но в какой-то момент у нас появился припев: «I’m on the Night Train!» Мы все включились и стали петь, а Эксл накидывал строчки: «Bottoms up! Fill my cup! Love that stuff! и I’m ready to crash and burn!»

Песня сама пришла к нам в один из таких чудесных моментов, прямо как Paradise City. Night Train стал гимном, сочиненным в один присест, когда мы даже не осознавали, насколько ярко эта музыка запечатлела в моменте. Как и в песне Paradise, здесь есть какая-то невинность. Это почти детский стишок, забавная мелодия, какую могли бы напевать дети на площадке во дворе… злые дети, чья любимая площадка – темный переулок.

Эта песня нас зажгла. Не помню, доработали мы ее тем же вечером или на следующее утро в своем гараже, но в течение дня все было сделано. Эксл записал текст, мы подправили кое-какие мелочи, и готово. Мы испытали ее на следующем концерте в клубе, и получилось здорово. Она вышла замечательно. У этой песни в стихах ритм, который сводит меня с ума с того самого вечера. В первый раз, когда мы ее играли, я запрыгал по сцене – просто не мог устоять. Позднее, когда мы уже выступали на большой сцене, я носился взад и вперед, спрыгивал с усилителей и каждый раз терял голову. Не знаю почему, но ни одна другая песня, которую мы играли, не заставляла меня так двигаться.

Есть еще одна классическая композиция, которую мы написали там же, в гараже: My Michelle. Думаю, музыка к ней родилась за несколько дней. Кажется, мы с Иззи придумали основную структуру, а затем, как обычно, пришел Дафф и доработал ее именно до той формы, в которой она должна звучать. В общем, слов я не писал, но точно знаю, о чем они. Это песня о Мишель Янг, подруге моей первой девушки Мелиссы. Я был знаком с ними обеими еще со средней школы, задолго до того, как Guns возникли на уровне идеи и уж тем более стали реальностью.

Дело в том, что благодаря моим друзьям вроде Марка Мэнсфилда и Рона Шнайдера, которые были мне очень близки и в какой-то степени являлись частью музыкальной сцены, в то время многие из моих старых друзей оказались вовлечены во вселенную Guns N’ Roses, как только все заработало. Благодаря общим друзьям я восстановил связи с людьми, которых не видел с тех пор, как окончил школу, и многих из них затянуло в наш мир – иногда к счастью, но в основном к сожалению.

Мишель – одна из таких людей, еще в детстве она была сумасшедшей. Когда Мишель стала часто бывать в нашей компании, кончилось тем, что она переспала с Экслом, и у них была недолгая романтическая интерлюдия. Он написал эти стихи о ее жизни, и в них дословно излагаются факты ее воспитания. Ее отец занимался порнобизнесом, а мать была наркоманкой и в итоге покончила с собой. Но тот факт, что моя бывшая одноклассница, с которой я курил в туалете еще в средней школе, стала персонажем одной из наших самых напряженных песен, до сих пор меня удивляет. Как-то раз я спросил об этом Эксла, потому что не мог себе представить, чтобы Мишель, которую я знал, сильно обрадовалась огласке своей биографии.

– Эй, Эксл, – сказал я ему на репетиции, когда мы сыграли эту песню, – как думаешь, Мишель не обидится?

– С чего бы? – спросил он. – Здесь же все гребаная правда.

– Ага, но не знаю, будет ли круто вот так все это вывалить. Может, что-то поменять?

– Нет, – ответил он. – Это чистая правда. Даже если ей это не понравится, я все равно оставлю так.

Я ожидал худшего. У нас тогда нечего было отсудить, но я ждал, что Мишель будет каким-то образом нас преследовать. Я думал, что она как минимум возненавидит эту песню и оскорбится тем, что мы вот так вот развешиваем напоказ ее грязное белье. Оказалось, я сильно заблуждался: с того момента, как мы впервые исполнили песню на концерте, и до самой ее записи в студии Мишель только радовалась тому, что она привлекает к ней столько внимания. Тогда это было лучшее событие в ее жизни. Но, как и многие наши друзья, которые оказались втянуты в темный круг Guns N’ Roses, вошла она в одну дверь, а вышла в другую. Большинство из них либо попали в тюрьму, либо в реабилитационную клинику, либо и туда и туда (или еще куда похуже), но я счастлив сказать, что Мишель среди тех, кто изменил свою жизнь до того, как стало слишком поздно. Многие из наших друзей в конце концов переехали в Миннеаполис… может, это как-то связано.

Rocket Queen появилась благодаря риффу, который я сочинил, когда только познакомился с Даффом. Аранжировка оказалась одной из самых сложных в нашем первом альбоме, в основном потому, что нам пришлось соединить этот рифф с более мелодичным припевом Акселя. Песня повествует о нашей общей подруге Барби, у которой уже в восемнадцать лет была скандальная репутация: она была наркоманкой и королевой андеграунда. В конце концов Барби стала леди, но тогда Аксель был от нее без ума. Я слышал, что ей удалось выжить после всех этих лет.

В тот период, когда мы сочиняли и репетировали в отеле и виллах «Сансет энд Гарднер», я начал замечать в Стивене что-то необычное. Когда он приходил на репетицию, он казался каким-то гибким. Он выглядел пьяным, но при этом ничего не пил. Я не мог понять, что с ним такое, но играл он прекрасно, так что он меня заинтриговал. Стивен встречался с девушкой, которая жила с соседкой на Гарднере недалеко от нашей репетиционной площадки. Я стал приходить к ним каждый вечер после репетиций и видел довольно тяжелую картину: словно время там останавливалось, как только я входил в дверь, и все двигалось очень-очень медленно.

Я познакомился с подружкой Стива и ее соседкой по комнате, девушкой, которая была настолько упорота, что мне было больно на нее смотреть. Должен признаться, я счел ее симпатичной, поэтому начал с ней встречаться. Хоть я и видел, что она что-то принимает, я тогда не знал, что именно. Я приходил туда со Стивеном после репетиции, мы вчетвером весь вечер слушали Goats Head Soup группы Stones, и я наблюдал, как ребята постоянно клюют носом. Наконец до меня дошло, что катализатором такого вялого состояния может служить героин. Поначалу никто из них не кололся при мне, так что узнал я об этом поздно. Но даже если и так, то я бы все равно не стал пробовать, потому что героин меня не привлекал. Я мало что о нем знал, но то, что я видел, отбило у меня желание его пробовать. Зачем?