Прикуривает вторую сигарету от первой. Улыбается мечтательно:

— Ну ничего. У меня в офисе еще сырокопченая колбаса припасена… И сало…

А заповедь-то я нарушила все-таки. Слаб человек. С другой стороны, ни разу не пропела знакомцу про «бачили очи» и «жрите, хоть повылазьте».

— Что это ты такая накрученная? Что-то случилось?

— Все благополучно. Устала.

— Молчишь целый вечер. Не ешь ничего.

— Проблемы с оформлением нового офиса, ты же знаешь. Этот особнячок на Покровке, я влюбилась в него! Буду бороться. Вот, думаю, что можно сделать еще.

— А что в мэрии?

— Ннну… Не состоялась встреча. Маргарита Павловна застряла в лифте, просидела почти четыре часа, я тоже не смогла подъехать. К сожалению.

— Удивительно. Ты такое значение придавала этому.

— Я и сейчас придаю. Просто есть дела важнее.

— Например?

— Прости, дорогой, голова раскалывается просто. Даже разговаривать больно.

— Дэ эр бэ.

— Да, именно… Бэ.

Закрываю за собой дверь в ванную. Снимаю тапочки, босыми ногами встаю на приятно теплый пол, отворачиваю до предела кран. Мягкий электрический свет дробится о мозаичные плитки оттенков пламени: от лимонно-желтого до густо-красного. В ходе строительных работ я засомневалась, появилась идея использовать классические для ванных комнат синие цвета, но дизайнер настаивал. Получилось прекрасно, спорить не приходится. Беру в руки щетку для волос, она тяжела, рукоять сделана из натурального янтаря — дорогой и нелепый подарок от Эвы, бывшей эстонки. Она относится к янтарю с большим уважением. Национальный камень. Надо непременно поговорить с Эвой. Она всегда умеет меня выслушать. Тем более это необходимо, когда у меня вырастает план.

Иногда так получается. Я ложусь будто бы спать, глубокая ночь, на окна налипает мокрый снег, слышны размеренные шаги соседа сверху, он всегда ложится под утро. Кажется, программист, у них так принято. Я закрываю глаза, а в моей голове вырастает план действий. Безупречный, в нем учтены все детали предстоящей операции, как стратегические — основоположные, так и тактические — не менее важные.

Никогда невозможно предсказать, в каком случае это произойдет, но иногда получается, и в голове произрастает дерево, на месте каждый листок, каждая незначительная почка или привитая ветка. Я знаю, что должна сделать.

Подставляю ладони под струи воды. Вспоминаю, как удивилась девчонка, увидев меня сегодня в больнице. Даже уронила на пол ежедневник из дорогих, не удивлюсь, если это подарок нашего общего дорогого друга.

Кстати. Я видала много всяких дневников, ежедневников и блокнотов, но Эва из поездки в Германию привезла поистине оригинальный экземпляр. Суть его такова: бледно-розовый разворот, украшенный прозрачными листиками, расчерчен на 4 колонки.

Дата — Молитвенные нужды — Дата — Божий Ответ.

Стало необычайно интересно, что пишут в такую тетрадку. Это вроде как заявление. Интересная вообще идея — садись и вписывай в каждую строчку свои нужды. С датой. Жди ответа терпеливо. Мы с Эвой размышляли, как может выглядеть Божий Ответ. Наверное, полтетради будет заполнено только на одной стороне — каждый день прошу-прошу, а ответа никакого. А что делать с ответами, которые — непонятно, на какой вопрос? У меня часто бывает, что я задаюсь вопросом «Что же небеса хотят мне этим сказать?» Эва смеялась тогда, я тоже, но задумалась потом.

Интересная идея вообще.

Доктор Саймонтон придумал бороться с болезнью через рисование, описывал это как доступный метод для тех, кто не может понять, что такое «медитация» или «самовнушение» или что-то такое. Для кого-то подобные духовные упражнения слишком абстрактны. Зато рисование — это понятное действие, берешь кисти или карандаши, садишься, включаешь воображение, представляешь себе композицию или сюжет, пытаешься рисовать. Может быть, подобная тетрадка для тех, кто молиться не умеет? Например, для меня.

Я оказалась в самом выигрышном положении, не учитывая, разумеется, сам факт наличия у Него малолетней любовницы, причем беременной. Он — скрывается у меня от проблем, сменил номер телефона, не совсем ясно, чего именно он так испугался, история-то банальная. Надо разобраться в причинах паники.

Девчонка — положена в больницу, растерянная, абсолютно беспомощная, ее нетрудно будет приручить. Я сделаюсь старшей подругой, вызову доверие, буду участвовать понемногу в судьбе, давать ценные советы. Сначала создам Ему невероятные по масштабам проблемы. Ее руками и силами. Потом с блеском разрешу невероятные по масштабам проблемы. Спасу Его мир. Это ли не отличная предпосылка для серьезных, долгосрочных отношений? Он осознает, что мне можно без страха вручить свое благополучие и судьбу, расслабится, будет со мной еще долго, очень долго. А почему бы не всегда? Я — лояльная взрослая женщина, закрою глаза на мелкие глупости, право.

Пожалуй, не буду рассказывать Эве, она такая трепетная, не одобрит использования девчонки в личных целях, задумываться о том, что все это и в девчонкиных интересах, Эва не будет. Тем более что всего сейчас я ей не смогу сказать, я и себе-то пока не очень в этом призналась.

— Да-да?

— Ты принимаешь душ?

— Ну, почти. Собираюсь с мыслями. Что ты хотел, дорогой?

— Как-то глуповато разговаривать через дверь, ты не находишь?

— Конечно. Заходи.

— Нет-нет, я вовсе не собираюсь заходить!

— Не заходи.

— Пожалуйста, выйди на три минуты.

— Я вся обмазана грязью Мертвого моря, дорогой. Это сильное зрелище даже для подготовленного тебя.

— Тогда слушай. У меня к тебе небольшая просьба. Надеюсь, тебе не будет трудно заехать завтра-послезавтра к Марианне Львовне и все объяснить. Наверное, придется еще что-то заплатить. Я решил отказаться от этой квартиры, последнее время она представляется мне слишком дорогостоящей. Займусь поисками более демократичного варианта.

— Как мило, что ты решил быть экономным.

— Да. Я бы мог, конечно, сам заехать к Марианне, но она твоя личная знакомая, по-любому, тебе будет с ней интереснее повидаться. Вещи я сегодня утром свои вывез, если что. Все.

— Вывез? И где же они?

— Бросил в комнате для гостей.

Комната для гостей. Так Ему нравится называть детскую комнату. Комнату сына. Я старалась, чтобы у Алеши всегда был своя комната, даже когда мы жили в восемнадцатиметровой «хрущевке», городила перегородки и шкафы специальным образом, чтобы ребенок имел личное пространство. Правда, помогло это не очень, не буду сейчас вспоминать, а то расклеюсь, займусь рефлексией и самобичеванием. Не всегда это уместно. Сейчас уместнее выяснить, почему Он так боится беременной девчонки.