Энна покачала головой:

— Огонь не злобен, Изи. И я тоже. Прошу, не испытывай ко мне ненависти. Ты не веришь в предсказание, так что ты не можешь видеть того, что вижу я. Финн должен был погибнуть, Изи. Но он сражался за весь Байерн и не мог умереть. Мне так страшно… — У Энны задрожал подбородок, и ей захотелось броситься к Изи, обнять ее и зарыдать. — Пожалуйста, не усложняй все. Я знаю, что должна сделать, но я так напугана, и мне необходимо постоянно двигаться, двигаться, пока все не кончится. Если я остановлюсь и задумаюсь, я могу слишком испугаться, поэтому я не должна сейчас останавливаться.

Изи шагнула к ней.

— Энна, ты уверена, что должна? Действительно уверена? Потому что похоже, что все это окончательно захватило тебя. Но это не твоя вина. Просто огонь сильнее любого человека.

Теперь у Энны задрожали ноги.

«Но он не сильнее меня».

— Огонь должен жечь! — Изи заговорила более энергично, как будто выбрасывая из себя каждое слово. — Это его единственная потребность. Он не обладает человеческим умом. Но я предполагаю, что, когда он входит в тебя, его потребность подавляет твою сущность, а желание жечь становится твоим, человеческим, и ты находишь человеческие причины это делать. Как Лейфер: он ведь сначала увидел врага в Байерне, а потом перенес свою потребность на другого врага, Тиру. А теперь огонь завладел тобой.

Энну пробрало холодом. Она хотела подумать над тем, что сказала Изи, но у нее все расплывалось перед глазами. Желтый туман сгущался, и Энна потерла глаза, стараясь глубоко дышать. «Виселица, — такой была ее единственная отчетливая мысль. — Моя задача — виселица. Я обещала остановить войну…»

Энна начала поворачиваться.

— Погоди, Энна, не надо! Просто немножко постой спокойно и подумай!

— Я не могу, — умоляющим голосом ответила Энна. Тепло давило ей на лицо, врывалось в рот, когда она говорила, обжигало глаза. — Пожалуйста, отпусти меня. Если бы ты знала… если бы ты могла почувствовать… ты бы меня отпустила, Изи!

Изи подошла ближе, мрачная и серьезная:

— Это не ты, Энна. И я остановлю тебя, если смогу.

Она обхватила Энну за талию.

— Нет! — вскрикнула Энна, вырываясь.

Она больше не могла терпеть ни секунды. Жар давил, давил; враг чувствовал себя неуязвимым, Финн мог погибнуть, могли погибнуть все байернцы. А Изи стояла на дороге, мешая. Задохнувшись от жгучей боли, Энна собрала весь тот жар, что проник в нее. Изи ей мешала. Она должна отойти. Немедленно. Жар ослепительно пылал в груди Энны. И она выпустила его.

Он выплеснулся в сторону Изи, на ее чудесную, легковоспламеняющуюся одежду, на длинные мертвые волосы, жаждавшие ожить в огне. Но за мгновение до того, как жар охватил Изи и одарил ее жизнью, явился ветер. Он пронесся между ними освежающим холодным потоком. Энна попыталась вдохнуть, но не смогла. Выброшенный ею жар унесло прочь, он рассеялся в ночи, не успев превратиться в огонь. И все исчезло. Воздух продолжал кружить возле Энны, разгоняя остатки тепла, все еще цеплявшиеся за нее. Она наконец-то втянула в себя воздух, ее легкие болели при каждом вдохе. Ветер остудил ее, и Энна чувствовала себя как стоящий на ногах труп.

Она подняла голову. Изи смотрела на нее, прижав руку ко рту.

— Изи… — прошептала Энна. — Я не… Я…

Ей казалось, что все ее слова и чувства унесло вместе с огнем. Она бросила жар в Изи, в свою лучшую подругу, она пыталась поджечь ее… Весь мир безумно перекосился, и Энне хотелось одного: упасть к ногам Изи и поклясться, что это была просто ошибка… А потом тепло начало возвращаться к ней, и Энна содрогнулась от его прикосновения. Тепло тела Изи. Тепло тела кобылы. А вместе с теплом вернулось настойчивое напоминание о виселице, которая молила о том, чтобы ее сожгли. В голове Энны бился ритм стремительно несущейся крови, словно повторяя: «Сожги, сожги, сожги!»

Изи уронила руку. Энна открыла было рот, но не нашла слов. Она отвернулась и посмотрела на юго-восток. Айболд. Энна услышала, как Изи побежала к городу.

— Помогите! — кричала Изи. — Стража, сюда! Скорее!

Энна вскочила в седло и помчалась прочь.

Холодный ночной ветер ударил ей в лицо, и Энна поморщилась от его непрерывных ударов. Она не могла забыть того невероятного облегчения, которое почувствовала, швырнув огонь в свою подругу. Как это оказалось легко… Никогда в жизни она не сможет забыть это ощущение и не сможет снова посмотреть Изи в глаза, не вспомнив о том, что она пыталась сделать. Наверное, байернская стража гонится за ней по пятам, а впереди ждут захватчики… Весь мир стал неправильным, и единственным способом привести его в порядок был огонь.

От ветра развязался шарф на голове Энны, и ветер отогнал тепло. Она чувствовала себя обнаженной, как будто с нее содрали кожу. Но даже ветер и холод не могли добраться до того скрытого в глубине ее груди тепла, которое уже созрело и дожидалось момента, когда можно будет что-то сжечь. Энну била крупная дрожь, она едва держалась в седле.

Наконец-то она поняла, что происходило в голове у Лейфера в ту ночь в Лесу. Наконец-то она смогла увидеть себя его глазами, ведь он смотрел на сестру как на препятствие, помеху всему тому, что накопилось у него внутри и требовало действий. Он был не в силах сопротивляться жару, и он не верил, что это так просто — поджечь того, кого ты любишь. А это оказалось невероятно просто. И похоже, теперь у Энны не было пути назад, к тому, чтобы стать прежней Энной. Рейзо и Финн смотрели на нее как на чужую, а Изи… Нет, теперь уже ничто не станет прежним. Но почему предсказание даже не намекнуло Энне на то, что для выполнения этой задачи придется отказаться от всего?

Теперь Энне не избежать судьбы, постигшей Лейфера. Она уже нарушила два собственных правила: рассказала Рейзо и Финну об огне, подожгла живого человека, послав огонь в того тирианского солдата, и пыталась поджечь Изи. Пока ей удавалось соблюдать третье правило и не разжигать большой огонь, но, может быть, это потому, что она просто не знала, как создать огромное пламя?

Энна остановила лошадь на опушке леса рядом с Айболдом и спешилась. Лес казался ей враждебным: деревья, несгораемые и самодовольные, прятали под корой едва заметное течение жизни, они были замкнутыми и темными, отдыхая в эти лишенные солнечного света часы. Энна обхватила руками шею кобылы, пытаясь впитать ее тепло. Осторожно. Не вытягивая его изнутри. Чтобы просто ощутить… Кобыла стояла спокойно, принимая ласку. Энне вдруг захотелось сделать что-нибудь безрассудно хорошее.

— Я не хочу, чтобы ты пострадала, — сказала она, снимая с Мерри уздечку и пряча ее в опустевшую седельную сумку, а потом хлопнула лошадь по крупу.

Это казалось чистым и добрым самопожертвованием — отпустить лошадь, убедиться в том, что ей ничто не грозит, и не думать о самой себе. Энна еще раз хлопнула Мерри, и та сначала заколебалась, а потом поскакала на север. Энна проводила ее взглядом, чувствуя себя маленькой и одинокой. Когда все будет сделано, ей придется вернуться в Остекин пешком или вообще отправиться в Лес. Но пока что она не могла об этом думать и просто повернулась лицом на север, чтобы увидеть Айболд.