— Что там у тебя стряслось? — спросил Стюарт часом позже, когда они, закончив игру, сидели в баре и выпивали. Клейтон рассказал ему в общих чертах о деньгах в Швейцарии и о том, что у него возникли некоторые сомнения относительно их принадлежности.

— Если швейцарцы решили отдать их тебе, — очень серьезно сказал Стюарт, — значит, они действительно твои. Эти ребята ничего по душевной доброте не делают.

— На неделе приедет адвокат отца, чтобы поговорить со мной. Посмотрим, что он скажет.

— Если тебе понадобится моя помощь — только свистни.

— Спасибо. Я знал, что могу на тебя положиться, — с чувством сказал Том. — Очень может быть, я воспользуюсь твоим любезным предложением.

Моралес посмотрел налево в направлении лунки, потом перевел взгляд на носки своих ботинок. Затем, несильно размахнувшись, ударил клюшкой по мячу и некоторое время с удовлетворением наблюдал, как тот катится по почти идеальной прямой линии. Неожиданно мяч вздрогнул и по непонятной причине застыл в каких-нибудь двух дюймах от лунки. Моралес громко выругался и повернулся к своему садовнику, чтобы задать ему взбучку.

— Идиот! — гаркнул он.

Садовник стоял без движения, словно обратившись в статую, пораженный не менее своего хозяина. Он трудился несколько недель, высаживая здесь газон, потом регулярно подстригал лужайку, каждый ее фут, а недавно, ползая на четвереньках, срезал все выросшие выше нормы травинки ножницами. Он не понимал, что произошло.

— Значит, не знаешь, что случилось?! — взревел Моралес, шагнул к крохотной выпуклости в земле, остановившей бег мяча, и ударил клюшкой точно в ее центр. Парализованный страхом, садовник не двигался. — Здесь кочка, идиот! Здесь, здесь, здесь! — Моралес несколько раз ткнул клюшку в газон в такт своим словам, потом швырнул ее в садовника и зашагал по направлению к дому.

Вокруг одни идиоты, думал на ходу Моралес. Как, спрашивается, вести бизнес, если приходится лично вникать в каждую мелочь?

— Где Ромуальдес? — спросил он у охранника, пересекая веранду по пути к гостиной.

— Уже едет, дон Карлос, — ответил плотный индеец из племени араваков. — И везет с собой сеньора де ла Круса.

Моралес, ни к кому конкретно не обращаясь, потребовал принести виски и опустился в кресло. Прошел почти месяц с тех пор, как он впервые озвучил свой план в присутствии Шпеера. Теперь Моралес готовился приступить к следующему раунду, и ему требовались результаты — и как можно быстрее. Когда центр производства кокаина переместился в Кали, Моралес с неослабным вниманием наблюдал, как там развивались события. Когда-то красивый процветающий город, Кали быстро деградировал и превратился в средоточие насилия и хаоса. Хотя считалось, что им заправляют представители двух-трех фамилий вроде семейства Ортега, на самом деле истинными хозяевами Кали стали убийцы и бандиты. Они без счета тратили деньги, а местные торговцы, развращенные невиданным притоком прибыли, составляли им отличную компанию благодаря своей жадности и тяге к обогащению. В магазинах города Кали можно было приобрести самую дорогую и экстравагантную одежду и ювелирные изделия, местные же ресторанные счета количеством нулей затмевали самые дорогие рестораны Боготы. Однако многие уважаемые и почтенные горожане покинули Кали, а местные землевладельцы продавали свои поместья из опасения, что на их землях создадут кокаиновые плантации и взлетно-посадочные полосы для самолетов. По ночам улицы города заполняли толпы вооруженных людей, и обнаружить поутру в сточной канаве труп стало самым привычным делом. По мнению Моралеса, Кали должна была постигнуть судьба Медельина. В один прекрасный день туда придут войска и начнется всеобщее кровопролитие.

Все эти калийские нувориши представлялись Моралесу презренными глупцами, поднявшимися из грязи и не знавшими, как распорядиться свалившимся им на голову богатством. Он, Моралес, птица совсем другого полета. Хотя его родители были простыми учителями, Карлос Альберто с детских лет воспарял мыслями и считал, что достоин лучшей участи. Он получил самый высокий балл в школе высшей ступени, после чего уехал из Медельина в столицу, где поступил на юридический факультет Национального университета. Однако Моралес, проведя год в убогом студенческом общежитии вместе с другими парнями из провинции, вынужден был из-за финансовых проблем оставить учебу. Весь этот год он трудился по ночам, чтобы заработать на жизнь и образование, наблюдая за детьми из богатых семей, обитавшими в респектабельных пригородах и водившими машины, подаренные родителями. Посещая лекции, он обратил внимание также на то, что молодые преподаватели старались водить дружбу со студентами побогаче. И неудивительно: многие преподаватели по совместительству были еще и адвокатами и надеялись, что подобные неформальные контакты позволят им заполучить состоятельных клиентов. Моралесу понадобился всего год, чтобы понять, что свежеиспеченный адвокат без денег и связей может рассчитывать лишь на весьма скромное существование, да и то в лучшем случае.

Так и не сумев превозмочь нужду, он вернулся в Медельин, где открыл для себя мир новых возможностей. Несколько местных фермеров стали культивировать и выращивать растение, приносившее хороший доход. Горстка семян колумбийской «золотой марихуаны» стоимостью несколько песо, высаженная в долине Абурра, давала поистине щедрый во всех смыслах урожай. Полиция смотрела на такие сельскохозяйственные опыты сквозь пальцы. Считалось, что это, в общем, безвредное растение, а мода на него, распространившаяся в Америке и Европе, скоро пройдет. Ко всему прочему Колумбия получала от его продаж столь необходимую ей свободно конвертируемую валюту.

Девятнадцатилетний Моралес поступил на работу к одному из таких фермеров и стал получать зарплату, которая пятикратно превосходила совокупный доход его родителей.

Примерно в это время как бы заново было открыто растение, которое стало приносить еще большую прибыль. В гористой части Колумбии чуть ли не повсеместно росли пышные кусты коки, и их культивирование почти ничего не стоило. С древнейших времен индейцы, шахтеры и крестьяне жевали листья коки, чтобы легче переносить разреженный воздух гор, и вот теперь из этих листьев наркодельцы фабричным способом стали извлекать алкалоид и преобразовывать его в белый порошок — кокаин. Быстро образовавшийся в Медельине наркокартель стал извлекать из его продаж безумные прибыли, и все последующие годы, пока длился этот, так сказать, золотой сон, росло и благосостояние Моралеса.

Но теперь сказка кончилась, и Моралес знал, что Медельин в эту сказку уже не вернется. И поэтому в ближайшее время следует продавать как можно больше продукта и откладывать вырученные деньги, чтобы потом перебраться с ними в большой город и сделаться столпом общества. Тогда он, наркобарон Моралес, неподсуден.

Карлоса, кроме всего прочего, беспокоила еще одна проблема. Где-то в недрах его бизнеса окопался предатель — некий сукин сын, получавший деньги из Кали. В дюжине поселений, разбросанных в буше, поросшей кустарником труднопроходимой местности, обитало около двухсот человек, работавших на Моралеса. Это были спасенные им остатки огромной когда-то армии Эскобара. Они трудились в лабораториях по переработке коки, занимались погрузкой продукта и расчищали в джунглях посадочные полосы для приема самолетов. Моралес использовал для транспортировки кокаина только легкие самолеты, обходившиеся ему примерно в двести тысяч долларов за штуку. Со снятым второстепенным оборудованием и с установленными дополнительными баками они могли покрывать расстояние до тысячи миль и достигать островов Карибского моря, неся на борту около полутонны белого порошка, а часто и больше. Там, на островах, его люди и продавали продукт. Представители других организаций везли кокаин дальше в Америку, где в конечном пункте его цена удваивалась. Но Моралес предпочитал не рисковать и с контрабандой продукта в Штаты не связывался. Главное, чтобы его самолеты возвращались без потерь, загружались и вновь отправлялись по привычному маршруту — и так без конца. И подобная стратегия себя оправдывала.