– Вы тоже.

Чуть больше 20 часов

Мы переоделись в обычную одежду и отправили халаты в прачечную. Амели принялась делать сложные растяжки, словно атлет после долгого бега.

– Она съест мое печенье, – уверенно сказала она, дотрагиваясь кончиками пальцев до стоп. – По четырем причинам. 1. Захочет знать, чем все закончится. 2. Захочет сделать тебе приятное. 3. И мне тоже сделать приятное, потому что я сама испекла печенье. 4. Она не сможет сопротивляться нейромедиаторам. Никто не может.

– Нейромедиаторы? Что это ты говоришь?

– Глутамат натрия сильно возбуждает нервные клетки. Он усиливает не только вкус, но и аппетит. Это из-за него пакетики с арахисом и чипсами обычно тают на глазах.

– Ты добавила в печенье глутамат натрия?

– И не только. Знал бы ты, сколько времени уходит на то, чтобы приготовить миндальное тесто с протеиновыми добавками и поливитаминами. Каждое маленькое печенье по пищевой ценности соответствует бифштексу весом двести граммов. Завтра я ей расскажу, чем закончилась история. Потом можешь отправить ее бежать марафон.

Que reste-t-il de nos amours?

Шарль Трене

Почти 8 часов,

в общежитии

Утром я принял душ, надев хирургическую маску. Одна бактерия и четыре интерна нагишом, в масках утенка.

Если Бог есть, он, должно быть, покатывается со смеху.

8 часов,

в больнице, наверху

Амели устроилась поудобнее, готовая слушать финал истории.

Я на секунду замер на пороге, не решаясь войти. Мне все труднее и труднее было заходить в седьмую палату. Только что я долго уговаривал себя, прежде чем снова подняться на шестой этаж. Еще несколько дней, и моя сила воли будет не тверже майонеза в пакете: стоит его только выдавить, и назад вернуть уже невозможно.

Амели заглянула в коробку. Пусто.

– Поздравляю! Вы выполнили свою часть договора, я выполню свою!

– У них был странный вкус, – сказала Жар-птица.

– Противный?

– Нет, чудесный. Но странный.

– Это у вас из-за болезни, – соврала моя коллега, не поведя бровью. – Она действует на восприимчивость вкусовых сосочков на языке. Ну что ж, послушаем конец истории… На чем мы остановились?

– Батист собирался отчитаться профессору Жеберу о своем пациенте.

Я подхватил:

– Месье Люлль, девяносто три года, пролежал на полу шестнадцать часов до приезда бригады, доставившей его в больницу. Он не смог встать. Синдром черепахи: человек, упав на спину, не в состоянии перевернуться, так же как черепаха, опрокинувшись, делается беспомощной.

Я закончил доклад, очень довольный собой. Шеф Леонид спросил недоверчиво:

– Надеюсь, ты клал пациента на пол?

– Простите, что?

Он повторил очень громко, словно у меня в ушах висели бананы:

– ТЫ КЛАЛ ПАЦИЕНТА НА ПОЛ?

Я подумал: “О да! И раздевал, и кидал на пол, и шлепал по заду мешалкой, распевая немецкие военные песни, но перед этим натянул розовый костюм кролика из латекса: старички за девяносто это очень любят”.

И ответил:

– Нет. А за… Зачем?

– Положишь своего пациента на пол, понаблюдаешь, поймешь, почему он не может подняться, и покажешь, как это сделать. Таким образом, когда он снова упадет – а они всегда падают, уж поверь, – он сумет подняться, потому что ты его научишь. О’кей?

Спустя десять минут месье Люлль, обезумев от ужаса, корчился на полу, словно перевернутая черепаха на песке. И как прикажете выпутываться из этой нелепой ситуации? Имелся только один разумный способ. Я растянулся на полу рядом с ним, и мы вдвоем научились вставать на ноги.

Мораль: прежде чем лечить того, кто хромает, примерь его мокасины. Наша профессия состоит еще и в том, чтобы поднимать тех, кто рухнул на землю. В прямом смысле слова.

В палате повисло молчание. Потом Амели осведомилась:

– У тебя правда есть костюм кролика из розового латекса?

Мы расхохотались.

Шеф Викинг, войдя, прогрохотал:

– Внизу никого! Тишина!

Это означало “полная тишина”. Шеф Викинг больше всего на свете боялся скуки.

– Я тут вспомнил об одном вызове, хотите, расскажу? Можно? – Он указал рукой на кровать.

– Конечно!

Доктор сел.

– Я ненадолго. Однажды меня вызвали в кемпинг: девушка упала, и ее нога сломалась под прямым углом, что с точки зрения физиологии не очень удобно, когда нужно бежать стометровку. Мы уже подъезжали, когда позвонил диспетчер и сообщил:

– Я забыл предупредить, вас ждет сюрприз…

Приехали мы в кемпинг, попался нам по пути мужичок, потом тетка, трое детишек, бабуля, два дедка – целая куча народу…

– Черт, да они все голые!

Диспетчер хихикнул:

– Я ж говорил: сюрприз!

Вообще-то я сюрпризов не люблю. Особенно если их преподносят люди с аллергией на текстиль…

– Доктор, идите сюда, она здесь. Ей холодно, поэтому мы ее укрыли.

Я увидел самую странную картину в своей жизни. На животе девушки лежал свитер. Выше – ничего. Ниже – тоже ничего. Буфера и пещерка – на вольном воздухе. Когда мы ее обезболили и иммобилизировали ногу, я присел под дерево, чтобы написать заключение.

Шеф Викинг покачал головой:

– Знаете, мадам, отправляясь на вызов в лагерь нудистов, надо твердо помнить одно правило: садиться категорически не рекомендуется. Как только я достал ручку, меня со всех сторон окружили дедушки, бабушки, женщины, мужчины. (Мужиков было много. Слишком много…)

Болит тут, болит там – каждый норовил мне что-нибудь показать. Но на уровне глаз у меня маячило совсем не то, что у них болело. Никогда в жизни меня не брали в осаду пенисы и вагины в таком количестве. Поверьте мне, некоторые картины не забываются. Хотелось бы забыть, да не получается.

Он повернулся ко мне и поучительным тоном проговорил:

– Если окажешься в лагере нудистов, ни в коем случае не садись, слышишь? Никогда!

Я без возражений согласился.

– Это не шутка, я потом целый месяц видеть не мог голых людей. И любовью занимался в полной темноте. Жизнь шефа Викинга – водоворот юбок и женщин. Мать и четыре сестры. Подробнее? Несколько приключений и в финале – самая большая любовь его жизни: жена и четыре дочери.