— Пока ничего. Ждать. Вы сказали, что Максим вернется около трех. Сейчас без десяти. Ждать осталось недолго. Если волнуетесь, не отпускайте его туда одного. Но ваши подруги правы. Главное — не приближаться к пустырю. Вы не волнуйтесь, Люба. Раз Бунин в курсе, значит, он уже не собьется со следа. Вцепится зубами и не выпустит. У него такая хватка, бульдожья. Он гораздо лучший опер, чем я… был.

Хлопнула входная дверь, и в дом ворвался Максим. Дмитрий заметил, как у Лельки сразу посветлело лицо. Радостно заскакал, цокая по дереву когтями, Цезарь. Забил хвостом, задевая металлическую батарею. Схватив тапочки, в зубах принес их хозяину.

— Мам, я вернулся. Ой, Дима, ты приехал. Здорово! Привет! Мама, а давай меня покормим, а то я ужас какой голодный. Гоголь предлагал чаю с тортом, но я отказался.

— Где тебе Гоголь предлагал чаю с тортом? В школе? — удивилась Лелька. — Так правильно и сделал, что отказался. Он еще доновогодний, поди.

— Нет, мам. Мы сегодня у Гоголя дома занимались.

— Где? — В голосе Лельки послышался священный ужас. — Макс, что ты делал у него дома? Я же тебе говорила, чтобы ты ходил к нему только в школу!

— Мама, ну я уже в город приехал, когда он позвонил и сказал, что в школу сегодня прийти никак не может. У него радикулит случился, он из дома не выходит. Не обратно же мне было возвращаться. Зря я, что ли, час в автобусе трясся! Я и поехал.

— И что вы там делали?

— Ты иногда такая смешная, мама! Что мы могли делать? Биологией занимались. Что же еще? А потом я уже собирался уходить, к нему друг пришел. Ну, этот… Тоже наш преподаватель. Широков, который все Мандельштама читает по поводу и без повода. А с ним его сын. Федей зовут. Они торт и принесли, так что он свежий был. В общем, они очень уговаривали меня остаться и выпить с ними чаю, но я застеснялся и ушел. Чего мне с преподами запанибрата общаться? Они учителя, я ученик. А Федя этот мне вообще не понравился. Тощий какой-то, вертлявый, манерный. Противный, в общем.

— А сколько лет этому Феде? — спросил Дмитрий.

— Да хрен его знает. Тридцать, наверное.

— Двадцать девять, — слабым голосом уточнила Лелька, понимая, что речь, скорее всего, идет о ее брате. Том самом мальчике, которого она давным-давно видела рядом со своим отцом, когда выслеживала его у дома.

— А ты откуда знаешь? — удивился Дмитрий, внезапно переходя на «ты», но она лишь махнула рукой, потом, мол.

— А сын его дома был?

— Чей? — не понял Макс.

— Гоголина. У него мальчик должен жить дома, примерно твоего возраста.

— Не было. — Максим покачал головой. — Когда я пришел, дома был один Гоголин. Ну, а потом эти двое пришли. Павел Леонидович с Федей. И я ушел и сюда поехал.

— А где Гоголин живет? — полюбопытствовал Дмитрий. — Далеко от лицея?

— Ну да, довольно далеко. Как он каждый день на работу добирается, ума не приложу. У него ведь машины нету. А живет он в новом доме у Митинского пустыря. Помните, мы там с вами в первый раз с Цезарем занимались. Еще по тропинке шли от этого дома, а потом к нему возвращались. Помнишь, мам?

Лелька смотрела на сына расширившимися от ужаса глазами. В памяти у нее всплыл высокий дом, уютно светящийся вечерними окнами, за которыми кипела чужая жизнь. Она вспоминала, как, идя мимо, думала о том, что за люди живут в этих квартирах, чем занимаются холодным вечером, о чем думают. Оказывается, именно в этом доме живет Гоголин. И все убийства совершались в двух шагах от его квартиры, в которую приходили гости, садились пить чай с тортом, о чем-то разговаривали…

— Макс. — Голос Дмитрия был сух, суров и бесцветен, — а скажи-ка мне, милый ребенок, какой дорогой ты шел, чтобы сесть на автобус, который привез тебя сюда? — Максим непонимающе посмотрел на него.

— Так там одна дорога, Дима… — начал он и осекся. Лелька взглянула на него, на Дмитрия и прижала ладонь ко рту. Для того чтобы попасть на автовокзал и уехать в деревню, Максим мог идти только одним путем. От дома Гоголина по тропинке пересечь Митинский пустырь, добраться до Осановского парка, пройти его насквозь и оказаться ровнехонько у автовокзала. Кружной путь был гораздо длиннее и неудобнее.

— Ты шел через Митинский пустырь, да? — спросил Дмитрий. — Правду говори.

— Ну да, — тихо согласился Максим и опасливо посмотрел на мать. Он хорошо помнил, что она несколько раз настойчиво запрещала ему приближаться к этому месту. Просто, выйдя из гоголинского подъезда, он начисто про это забыл. Да даже если бы и вспомнил, вряд ли отправился бы кружным путем. Напрямки было гораздо короче.

Лелька в отчаянии закрыла лицо руками и грузно плюхнулась на краешек стула. А Дмитрий подошел к Максиму, взял его за плечи, тряхнул и, глядя ему прямо в глаза, очень медленно сказал:

— Обещай мне, парень, что больше никогда, ни под каким предлогом и ни при каких обстоятельствах ты туда не пойдешь.

— На пустырь? — уточнил Максим, понимая, что ругать, скорее всего, не будут.

— На пустырь, к Гоголину домой и вообще в тот район. Это очень серьезно, поверь мне. Поэтому обещай.

— Хорошо. — Максим переводил испуганный непонимающий взгляд с матери на кинолога. Оба казались взволнованными, но он не понимал, почему. — Я даю честное слово, что больше туда не пойду. Да что случилось-то?

— Ничего не случилось. — Лелька встала со стула, вытерла подступившие слезы и начала накрывать на стол. — К счастью, ничего. Переодевайся и мой руки. Буду вас кормить.

— Люба. — Дмитрий посмотрел на нее и начал надевать свои высокие ботинки. — Вы кормите, пожалуйста, Максима, а меня не надо. И завтрашние пироги у вашей бабушки тоже временно отменяются. Вы извините меня, Люба, но мне надо уехать.

— Вы вернетесь? — спросила она, даже не удивившись.

— Думаю, да. Пятого, как и обещал. Мы обязательно потренируем Цезаря. Но пока мне срочно нужно в город. И пожалуйста, отмените все занятия Максима до конца каникул.

— Хорошо, — прошептала она и, как зачарованная, еще долго смотрела на закрывшуюся за его спиной дверь.

Новогодние праздники кончились так же быстро, как они кончаются каждый год. Казалось бы, весь декабрь ты чувствуешь приближение новогодних каникул, томишься в предвкушении особенных, самых волшебных дней в году, и вот уже они прокатились мимо, мелькая за окнами поезда, самолета или автомобиля, если тебе повезло в Новый год отправиться в путешествие, лениво проплыли в бездельной неге, если ты проводишь каникулы в кровати, с пультом от телевизора в руках, промчались вместе с тобой с горы на «ватрушке» или сноуборде, просвистели ветром в ушах во время катания на снегоходе или лыжах. И все, нет их. Впереди только суровые трудовые будни. Ну и нетерпеливое ожидание весны, конечно.