— Зачем вы здесь? — осмелился спросить Сергий.

— Мы ждем тебя. И Он ждет тебя, чтобы воздать тебе в должной мере, — ответил Формоз, и Сергий пришел в ужас, услышав собственный голос. Формоз говорил, передразнивая его, и тем, очевидно, напоминая, что именно Сергий четырнадцать лет назад осмелился подобным образом озвучивать вызванного на суд мертвеца и отвечать на брошенные против него обвинения.

Собственным криком Сергий вернул себя в сознание. Видение исчезло, и теперь вокруг него были только участливые лица слуг, склонившихся над ним. Вдруг слуги, густо стоявшие подле его ложа, начали подобострастно расступаться. К умирающему приближалась женщина с недавно рожденным ребенком на руках, при виде которых Сергию показалось, что все вокруг озарилось ярким солнечным светом. Вероятно, будь эта сама мадонна с младенцем Иисусом, понтифик не радовался бы более, чем сейчас, когда к нему подходила Мароция со своим сыном.

Слезы потекли из глаз Сергия — она пришла, она все-таки появилась, теперь и умирать не страшно, но, Господи, как же в такой момент хочется жить! Мароция наклонилась к нему и поцеловала его бессильную левую руку. Правой рукой Сергий погладил ее по голове, после чего поднес свою руку к лицу и глубоко втянул ноздрями воздух. О счастье, о чудо, он уловил и воскресил, тем самым, в памяти дурманящий аромат ее волос!

Сергий молчал, молчала и Мароция. Он так ждал ее, ему так много хотелось сказать ей, но даже в такую минуту он не мог это сделать, вокруг стояли слуги, благородные мессеры и дамы, и многие из них и без того уже начали удивляться, какую реакцию у папы вызвало появление молоденькой герцогини Сполетской.

— Храни тебя, Господь, дочь моя! Благодарю тебя, что ты вспомнила обо мне и прошу тебя, молись за меня, грешного, только ты одна знаешь, как велики грехи мои, — прошептал Сергий.

Мароция поднесла к нему своего маленького сына. Младенец крепко спал.

— Мой сын. Иоанн. Джованни. Рожденный в Крещение Господа нашего.

Сергий крестным знамением благословил младенца и тихо коснулся его прозрачных пальчиков. Мароция наклонилась к нему совсем близко.

— И твой сын, — сказала она и поднялась на ноги, возвращаясь в толпу стоящих возле папского ложа.

Среди присутствующих пробежал испуганный шепот. Нет, они не услышали ровным счетом ничего, просто многие из них решили, что умирающего постиг новый удар. Сергий едва-едва не выпадающими из орбит глазами смотрел на удаляющуюся Мароцию, которая держала на руках ЕГО сына. Все ужасы смерти и предстоящего суда в этот момент отступили от сознания Сергия. Он видел только своего собственного сына, ему так хотелось дотронуться до него вновь.

— Мароция, прошу вас подойдите ко мне с вашим дитя, — осмелился прошептать Сергий и умоляюще протянул к ней руку.

Она подошла снова. Папская свита все более недоуменно переглядывалась между собой.

— Пусть сын ваш, благородная герцогиня Мароция, послужит интересам Святой Церкви. Быть может,….. быть может, ему удастся замолить грехи отца и принести Церкви большую славу, чем ….чем….. Чем нам, — сказал, собрав все свои исчезающие силы, папа. Его истомленный мозг потребовал немедленного отдыха, и папа вновь погрузился в свои кошмары.

Очнувшись через полчаса, папа первым делом начал жадно искать в толпе герцогиню Сполето. Хвала Господу, она не покинула его, и папа не отводил от нее теперь своих глаз, кто бы к нему не подходил и чего бы от него не просил или не требовал. Мароция, смущенная этим и опасавшаяся лишних кривотолков, нашла повод заняться маленьким Иоанном, который находился в соседней комнате на попечении Ксении и, проснувшись, время от времени требовал внимания. Сергий слышал его голосок, и он звучал в его ушах симфонией рая, куда он ныне даже и не рассчитывал попасть. Он, собрав остатки энергии, начал в последние часы свои лихорадочно рассуждать о том, какой бы подарок сделать своему сыну на память о себе. Задача была трудной — ни деньги, ни земли ни в коей мере этому не подходили, папа уже склонялся к мысли о том, чтобы одарить Иоанна какой-нибудь священной реликвией из запасников своего дворца, как вдруг его разум осветился блестящей идеей.

Сергий потребовал, чтобы все присутствующие приблизились к нему, и срочно вызвал к себе нотариев и мистиков31 своей канцелярии. Долго ждать не пришлось, все поняли, что понтифик собрался с силами озвучить сейчас нечто важное, и сгрудились возле его ложа, а тем, кому не посчастливилось оказаться в первых рядах, по-птичьи вытягивали шею и приставляли ладонь к уху, надеясь запечатлеть в памяти его последние слова. Папа говорил медленно, но понятно и твердо:

— Волею Господа нашего я, его покорный раб, епископ Рима Сергий, викарий Христа и глава вселенской Церкви, повелеваю Матери церквей христианских, базилике Христа Спасителя, Господа нашего, в честь нового обустройства и очищении святых стен ее от прискорбных событий, произошедших в недавние годы, впредь именоваться Базиликой Святого Иоанна Крестителя, что на Латеранском холме! Приказываю волю мою изложить на пергаментах и кодексе, скрепить буллой Апостола и представить мне на подписание!

Сергий замолчал и толпа, подождав немного, с разочарованием поняла, что более ничего ждать не приходится. Практически все отходили от папского ложа, удивленно пожимая плечами и дивясь последнему капризу умирающего, которому, кстати, никто и не подумал возражать. Все ждали от него каких-либо назначений или, напротив, опал, многие надеялись, в том числе, все-таки услышать его предпочтения в плане выборов нового папы, но Сергий в последние свои часы решил заняться делами, по их мнению, прямо скажем не слишком первостепенными. Среди всех только Мароция Теофилакт, герцогиня Сполето, догадывалась, кому именно умирающий грешный папа сделал свой последний в жизни подарок.

Сергий Третий скончался 14 апреля 911 года и был похоронен в усыпальнице епископов в базилике Святого Иоанна Крестителя на Латеранском холме32.

Смерть папы Сергия подвела черту под пятнадцатилетним противостоянием священников высшего клира, порожденным неоднозначным понтификатом Формоза. Формально, с воцарением Сергия, победу одержала партия противников папы-девственника. Символом их победы стала памятная доска, посвященная памяти Стефана Шестого, которая была установлена Сергием на стене Латеранского дворца. Однако, по сути, скорее можно было утверждать, что грешный папа Сергий своим покаянием перед Римом за участие в Трупном синоде, да и вообще своим правлением, привел к полному исчерпанию многолетнего конфликта и, как следствие, исчезновению обоих противоборствующих лагерей. В некоторой степени об этом можно было даже пожалеть, ведь этот конфликт приводил за это время к понтификату немало своеобразных и выдающихся личностей, как из формозианской партии, так и из числа их яростных противников. И вот теперь, когда каменная плита надгробья навсегда закрыла от мира прах Сергия и настала пора выбирать нового преемника Святого Петра, вдруг оказалось, что Церковь не может предложить достойного кандидата, способного в правлении своем принести Церкви такой же уровень благосостояния и могущества, на который ее вознес Сергий. Существенная оговорка — ни в коей степени речь не идет здесь об авторитете Церкви и укреплении устоев Веры, ибо последние полгода жизни папы перечеркнули все достойное, сделанное им в данной сфере, и на его фоне практически любой из кардиналов и священников представлялся чрезвычайно смиренным и благодетельным христианином, в сравнении с усопшим.