Ночная какофония

Аркадию единственному не надо было завтра идти на работу, но он, поддавшись стадному инстинкту, в начале первого решил отправиться спать, как все остальные. Озадаченность тем, что его так и не спросили о планах на будущее, начала перерастать в форменное беспокойство. Если бы вдруг случилось невероятное, и мысли каждого в этой квартире слышали все остальные, то её жильцы погрузились бы в беспорядочную какофонию, которая способна свести с ума. Лишь, быть может, у молодого человека с отцом прослушивалось некоторое созвучие. Оба какое-то время не могли заснуть, первый – от упомянутого беспокойства, второй – как раз от противоположного. Геннадий Аркадьевич был доволен собой от того, что не стал терзать сына в первый же день возвращения серьёзными разговорами, и смаковал это чувство: «Ничего, пусть отдохнёт, погуляет, восстановит силы, сам определит направление дальнейшего развития, не следует сбивать парня посторонними советами. Я в его возрасте, помнится, боялся всего вокруг. Мир огромный, непонятный, все чего-то от меня ждут, скорей, быстрей, и невозможно остановиться ни на минуту, что-нибудь уяснить, взять в толк. Пусть мальчик поживёт. Серьёзным он получился у нас с Анькой, а ведь раньше был шалопаем, но не без способностей. Это его жизнь заграницей сделала таким, видимо, он там был чужим, ушёл в себя, к тому же под завязку загрузился знаниями. Даже страшно подумать, чему его научили, я небось такого отродясь не слыхивал и не услышу, сколько не проживу. Но с другой стороны, чего такого сверхъестественного он мог выучить? К тому же не пожелал там остаться для дальнейшего обучения, значит не получал того, чего ожидал. Ну ничего, парень не глупый, сам разберётся. Годик – два и выберет себе занятие по душе. Я же выбрал. Впрочем, действительно ли оно мне по душе, не знаю, но точно по способностям, и результаты его весьма радуют. Пусть в личной жизни не повезло, однако своё место я нашёл. Вот дочка только… беспокоит. Ей бы замуж, а она стремиться не понятно к чему. Всем вокруг очевидно, что сделает карьеру, так нет же, кому-то что-то ещё и пытается доказать. Ох, боюсь, что именно мне. Зря я в юности на неё давил, заставлял учиться при таких скромных способностях, теперь ведь и голову не может поднять, чтобы оглядеться, постоянно за мной таскается и рада, что кто-то её слушает, только в толк взять не может, это лишь потому, что она моя дочь, а не сама по себе умная и деловая».

А лежащего с ним рядом человека занимали совсем другие мысли. Говоря по правде, понять столь многоопытную женщину очень трудно, поскольку она умеет идеально скрывать то, что творится у неё на душе. Жизнь больше не просила и не ждала от неё откровенности, поэтому внутри у Оксаны могло твориться всё, что угодно, однако, не вдаваясь в ненужные, запутанные детали, придуманные специально, чтобы отводить взгляд от сути дела, с полным правом и безразличием мы вправе сказать, что такие частенько страдают от задавленного самолюбия, нереализованности и невостребованности. Честность – ключ ко всему, но понять это Оксана не желала, она чувствовала, что её появление повлечёт за собой отрицательные изменения во всей жизни. «Да, Аркадий сильно изменился, – думала она, – в нём ощущается мужское спокойствие и какая-то отрешённость. Помню, как я увидела этого мальчика в первый раз, когда Гена привёл меня сюда знакомиться с семьёй. В нём присутствовало что-то внутренне неряшливое, мечущееся, хоть и, надо признаться, приятное на вид. А как он поначалу меня стеснялся! Но не долго, вскоре сам предложил «дружиться». Такой был живенький подросток, легко поддавался влиянию, а теперь почти мужчина. Почти. Не понятно только, то ли он важности на себя напускает, то ли ему действительно сказать пока нечего. Наверно, второе, ведь он не дурачок. Хотя я сама немножко виновата. Так вот сразу подсесть да за книжку спрятаться, уйти в оборону, можно любого засмущать. Но он так смешно и мило подглядывал исподтишка, как я, мол, книжку читаю. Нет, славный парень, ему необходимо подходящее руководство.

Странно, о муже не думается совсем, о работе тоже, привычка, надоело. Стремилась к спокойной семейной жизни в достатке, получила её, а теперь хочется чувств, игры. Одно изматывает, доводит до беды и бросает на обочину, другое успокаивает, лечит и ввергает в тоску беспросветного уныния. Господи, есть ли оно где-нибудь, это самое женское счастье?»

– Спишь?

– Сплю, не мешай.

– Ладно.

Буквально за стенкой в голове у Светы роились иные слова: «Завтра мы с папой того мужичка додавим, пусть сейчас расплачивается, а трубы ему потом поставим. Надо же нам чем-то закрывать контракт с заводом. Ну и что, что мы не расплатились вовремя, нам тоже необходимо откуда-то брать деньги. Поставки обеспечиваем, логистика вся на нас, транзитные склады тоже, а они вздумали запросить с нас дебиторку. Сидят в своём Дальновесевске, только и умеют, что варить да паять. Эка невидаль. А у нас требуется работа головой. Что им делать с их трубами, солить, что ли? Без нас им никуда. Пусть ждут, расплатимся рано или поздно», – на этой весомой мысли она упокоилась и заснула первой в доме.

Аркадий же испытывал очень неприятные чувства очень уставшего человека, который наконец добрался до кровати, но никак не может уснуть из-за беспричинной внутренней тревоги. «Я, конечно, всё понимаю, – вязко проплывало у него в голове, – но неужели ни до кого из них не дошло, что это унизительно, и словом не обмолвиться об окончании моей учёбы и планах на будущее? Вот ведь бывают в жизни огорчения, ты спешишь, что-то делаешь, к чему-то стремишься и, главное, не столько для себя, сколько для других, а выходит, никому ничего не надо; хочешь обрисовать всё в деталях, получить совет, как быть дальше, найти поддержку, но получается, что всем глубоко плевать на твою будущность. И понятно, если бы действительно всем кроме родных, но и им тоже всё равно, и им ничего не хочется знать, они заняты своими проблемами, не желают оглянуться вокруг. Да и проблемы их – совсем не проблемы, а так, дрянь, надуманная чепуха. Отец меня, конечно, удивил, я от него такого не ожидал, ни с какой стороны не ожидал. Неужели все деловые люди в вопросах, требующих свободы мышления, такие профаны? А ведь этот вопрос, похоже, риторический. Чтобы положить свою жизнь на зарабатывание денег, строго воспрещается иметь какую-либо фантазию. Отсюда понятно, почему никто из