Конечно, могло статься, что у Анютки появился новый друг, но Федор помнил: девочка была от него, простого труженика «Бульвар-экспресса», без ума – он мог дать ей то, чего так недоставало в отношениях с богатыми, но в основном не особо сексуально активными финансовыми тузами.

Анютка даже спустилась вниз, чтобы встретить незваного гостя. Повиснув у Федора на груди, она прошептала в ответ на его вопрос:

– Федечка, милый мой, конечно же! Можешь жить у меня столько, сколько тебе вздумается!

Репортер знал, что Анютка не отказалась бы, чтобы он навсегда переехал к ней, но скреплять себя узами постоянных отношений Федор не спешил. Ему же только двадцать девять! Лет десять, а то и все двадцать можно еще побеситься и пожить в свое удовольствие. А потом и угомониться, сводив к алтарю прелестную деву всю в белом...

Анютка – вся в розовом: воздушный пеньюар, смешные домашние туфельки, отороченные розовым же мехом, шелковая лента в светлых волосах – щебетала, вываливая на Федора ворох новостей. Раньше бы журналист был благодарен ей за эксклюзивную информацию касательно личной жизни сильных мира сего, но в данный момент она его ничуть не интересовала.

А экс-подругу, в свою очередь, не интересовало, отчего Федор вдруг напросился к ней на ночлег. Он же пробормотал только что-то вроде, мол, соседи сверху его залили. В стеклянных-то небоскребах никто никого не заливал, разве что эксклюзивным французским шампанским на вечеринках, поэтому Анютка даже своим нежным ушком не повела и продолжила повествование об ужасающей драме в семействе знаменитейшего режиссера.

– И представляешь, Федечка, вскрывается, что он обманывает свою жену, эту страстотерпицу, эту ангельского характера женщину, с ее же дочкой! Та же ему не родная, а всего лишь падчерица, кровного родства нет... Она младше матери на... Ну неважно, на сколько лет! Во всяком случае, падчерице двадцать четыре, а матери... Ах, это тоже неважно!

Анютка продемонстрировала ему комнату для гостей – с забавной мебелью, конечно же, розовой, и с массой плюшевых зверушек. Федор кинул сумку на кровать и, не стесняясь Анютки, начал стягивать джинсы. Так хотелось встать под горячий душ и расслабиться! И забыть хотя бы на секунду о них, о вампирах.

– Несчастная слегла с гипертоническим кризисом, а гордость нашего кинематографа укатил с падчерицей в Канны! – как ни в чем не бывало продолжала болтать Анюта. – Какая черная неблагодарность, какое свинство! Вся тусовка только об этом и говорит. А эта страстотерпица, эта ангельского характера женщина вынуждена думать о прозаических вещах – например, что и в каком количестве она получит при разводе. Ведь у режиссера куча денег! Даже не куча, а гора! Целый Эверест! Джомолунгма!

Федор знал, что в присутствии Анютки не требуется раскрывать рот, вставлять ответные реплики или выражать эмоции, достаточно только сосредоточенно внимать тому, что она рассказывает. А рассказывать она могла часами, а то и сутками напролет. Даже во время любовных утех Анютка ни на мгновение не смолкала.

Поэтому Федор проследовал на огромную кухню, обставленную – как могло быть иначе-то! – в розовых тонах, открыл (розовый, окрашенный по спецзаказу) холодильник и принялся выгружать на барную стойку из розового мрамора всякие вкусности – ветчину, балык, салаты.

– И эта страстотерпица, эта ангельского характера женщина теперь является посмешищем всей Москвы! Именно что посмешищем! Конечно, все ей сочувствуют, но все отводят глаза, когда она появляется на мероприятиях, все фальшиво улыбаются, когда она приходит на вернисажи. Только она-то ведь знает, что о ней на самом деле думают. И что все считают, что ее время прошло. Что она старуха.

– Так если она слегла с гипертоническим кризисом, как эта страстотерпица и ангельского характера женщина может шляться по мероприятиям и вернисажам? – вставил Федор свою первую реплику с того момента, как перешагнул порог квартиры Анютки.

Акустически вопрос вышел не очень, потому что рот у Федора был забит, но Анютка его все равно поняла. Всплеснула руками (ногти, естественно, были покрыты розовым лаком) и запричитала:

– Федечка, ее осматривал сам академик Хачатурян! Тот самый, что оперировал тогда Александра Иосифовича...

Александр Иосифович был самым главным олигархом и некогда хорошим – очень хорошим! – другом Анютки. Федор продолжал поглощать пищу, думая о том, что долго оставаться здесь он не сможет. Потому что не имеет права подвергать Анютку опасности. Крововосы, если доберутся до нее, в два счета свернут ей шею и используют как бутылку. Потому что Анютка – не чета соседке Тане!

– У тебя синяя лампа для носа имеется? – прервал Федор монолог Анютки.

Та, опешив и замолчав (подобные казусы имели место не чаще двух раз в год), переспросила:

– Синяя лампа? Ты имеешь в виду, как в ночном клубе? Мы устроим вечеринку?

– Я имею в виду лампу для лечения забитого носа, – пояснил, наворачивая красную икру, Федор. – Ультрафиолетовую.

Синей лампы не оказалось, но Анютка клятвенно обещала раздобыть. Федор отмахнулся – он и сам способен купить ее завтра с утра. Лампа же требовалась на ночь. Так, на всякий случай. За неимением оной он прихватил с кухни большой нож, штопор (можно вначале воткнуть кровососу в глаз, а пока тот будет крутиться и выть, отсечь ему голову) и отправился в свои апартаменты. Наконец-то репортер принял душ и смыл с себя тлетворное дыхание вампиров.

Стоя у окна и рассматривая ночную Москву, состоявшую из паутины световых всполохов, прожекторов и подсветки, Федор думал: человек испытывает такой страх перед темнотой потому, что пришел из темноты и в нее когда-то будет вынужден и уйти. Сам же уходить в темноту он не собирался, во всяком случае, в ближайшие десятилетия. Но чтобы это сбылось, ему потребуется остаться в живых и не стать бутылкой. Потому что столица находилась сейчас, в часы от заката до рассвета, в лапах мерзких и безжалостных тварей, для которых святым было только одно – кровь.

Спал Федор на удивление хорошо, кошмары его не мучили, вампиры не тянули к нему свои когтистые лапы. Хотя у тех кровососов, которых репортер видел, руки были как у обычных людей, только в идиотских фильмах у упырей покрытые зеленью разложения лапы с крючковатыми гигантскими пальцами и желтыми, а-ля Фредди Крюгер, когтями-лезвиями.

Анютка собиралась на работу. Завидев Федора, она тотчас продолжила повествование про страстотерпицу и ангельского характера женщину. Федор чмокнул Анютку в щечку, поблагодарил за то, что смог у нее переночевать, выпил чашку черного кофе с тостами и, подхватив сумку, направился к выходу. Было половина восьмого.

– Федечка, неужели ты уже покидаешь меня? – вопросила Анютка, и Федор буркнул, что его ждет ответственное задание.

Он позвонил Тане и сообщил, где та может забрать свою «Мазду». Соседка радостно сообщила:

– Федя, ты не поверишь – впервые за пять лет у нас с мужем прошлой ночью что-то было! Причем потрясающее и феерическое! Поэтому мы сегодня же улетаем на три недели на Кипр. Синюю лампу я беру собой – наверняка и там их полно.