— Здесь холоднее — выдохнул я и зябко поежился.

— Гораздо холоднее — подтвердил Панасий и глянул на прикрепленный за окном старый термометр — Минус сорок три.

— А там? — мой взор опять устремился выше. Меня магнитом тянули мертвые здания.

— Вплотную к стене средняя температура минус сорок пять. Хотя наши замеры давно уже не так регулярны.

— А выше?

— Видишь тряпку?

— Темный треугольный лоскут? И торчащая из расщелины нога?

— Ты разглядел — кивнул Панасий — Хорошие молодые глаза. Зоркие. Цепкие.

— Какая температура на той высоте?

— Это максимум на который поднимались наши экспедиции — вздохнул старик — Сорок девять метров. Температура на такой высоте замерялась лишь раз и составила минус сорок пять.

— Ясно… — ответил я — Ясно…

Чужой город был… знаком и незнаком, понятен и странен… Но одно сразу становилось ясно — этот город строили те, кто позднее производил летающие кресты и гусеничные вездеходы. Эти грубые или даже примитивные формы, никакого стремления в высоту, четкие углы, толстые надежные стены… Все это собрание квадратных и прямоугольных блоков, что именовалось городом, было создано для спокойной и надежной защищенной от всех превратностей судьбы городом. Заставь меня наречь это место за три секунды и первое что пришло бы в мой мозг — Бункер. Да… Бункер. Даже самое основание под городом — мощная скалистая плита — говорила о том, что крепкий город построен на крепчайшем фундаменте.

— Эта цивилизация веками ждала под гнетом ожидания… — тихо промолвил Панасий, правильной поняв задумчивое удивление на моем лице — Они знали, что однажды ОНО грядет…

— Столп — плотнее закутываясь в шкуру, кивнул я — Они знали, что однажды чудовищное создание опять явится из космоса и принесет с собой новые планетарные катаклизмы. Принесет с собой смерть. Получается, они подчинили всю свою жизни подготовке к грядущей угрозе… и ведь справились…

— Ты знаешь очень многое. Думаешь, они справились? Что с их планетой? Оглянись…

— Не верю, что такое — я обвел глазами лед и снег вокруг — На всей планете… не верю… Мы все обитаем, существуем на лишь небольшом куске промороженной земли, что украшена Столпом по центру. А раз здесь город… то можно предположить, что удар по будущему Столпу нанесли в тот момент, когда это стало возможно, либо же остановили его там, где причиненный ущерб будет минимальным…

— Небольшой город — это минимальный ущерб?

— Если его успели эвакуировать — то более чем минимальный. Что тут из потерянного? Железобетонные коробки? Это ерунда для процветающей технократии…

— Вот это предположение…

— Про эвакуацию? Это логичный вывод. Любой правитель уведет из-под удара мирное население. При их возможностях этой займет считанные часы.

— Технократия — вот слово удивившее меня.

— Технократия с военным уклоном — кивнул я — Но это лишь моя догадка. Никаких фактов для подтверждения не имею. В любом случае — подобная погодная ледяная аномалия не может простираться на всю планету. Хотя, несомненное, подобное образование хоть как-то но повлияло на климат ближайших областей.

— Хочешь сказать, что где-то там, за валом из разрушенных упавших за многие годы крестов, за снежными вьюгами и буранами, находится… обычная мирная теплая местность? Светит солнце, бегают дети, взрослые лениво растянулись на зеленой травке и, наслаждаясь приятной погодой, изредка поглядывают на видимую отовсюду махину Столпа, что тянет к себе облака?

— Да — убежденно кивнул я — Не спорю, что область обледенения должна медленно распространяться. Эта аномалия должна тянуть влагу со всей округи, а таяния почти нет… хотя я далеко не ученый. Но льды и снега расширяются. Вместе с этим расширяется ареал снежных червей и медведей… Но это лишь догадки граничащие с фантастикой, мечтаниям и бредом.

— Фантастика, мечты и бред — разве не это главный двигатель прогресса и способ познания мира через предсказание?

— Я — не писатель. Я практик — качнул я головой — И с детства стараюсь задавить в себе ту самую пресловутую творческую жилку, что побуждает думать о слишком далеком будущем или о давно ушедшем прошлом, но не как о вот-вот грядущем.

— Жестко сказано… Но зачем думать о ушедшем прошлом?

— Вот и я не знаю. Но немало из моих прошлых друзей признавались мне, что порой часами мечтают о том, как однажды вернуться в давно законченную школу, снова попадут в свою обиженную шкуру главного слабака класса и вот тогда, вооруженные знаниями и смелостью из будущего, жестоко накажут всех своих обидчиков… Если это творческая пульсирующая жилка — мне такого не надо. Я гляжу на несколько шагов вперед. Редко — на десять вперед. Может в том, чтобы жизнь всей цивилизации была подчинена одному общему страху, одной общей угрозе… и есть что-то хорошее. Они добились многого. Чего стоят только из невероятные технологии, что черпают свою энергию прямо из наших тел!

— Так мечтать — это плохо?

— Нет. Главное уметь мечтать правильно. Взять вот их — я опять указал глазами на мертвый город — У них была мечта. Большая мечта. И они добились ее исполнения. Никто во всей вселенной не скажет, что они не умеют мечтать по-крупному и добиваться исполнения своих желаний. Но для этого им пришлось многое поменять в своих жизнях…

— Века под гнетом ожидания неизбежного — медленно повторил Панасий свою недавнюю и явно любимую им фразу.

— И поэтому сменилось их мировоззрение? Их предпочтения? Мы земляне практичны и мечтательны одновременно. Дикая смесь того и другого в неравной и постоянно меняющейся пропорции. Мы строим дешевое муниципальной жилье похожее на картонные коробки, а рядом возводим уходящие в небеса иглы ультрасовременных небоскребов. А вот они — совсем другие.

— Мировоззрение ли, Охотник? Больше денег — выше дома? Или хотя бы больше комнат и богатого убранства? Может так?

— Хм — усмехнулся я и с благодарностью кивнул, когда мне молчаливым жестом указали на термос с жидким, но таким горячим кофе — Мы любим деньги. И любим материальные блага. Но мы умеем и мечтать — мечтать правильно.

— А ты практик?

— Ага.

— Но пусть небольшая мечта у тебя все же есть?

— Одна только что появилась — ответил я, глядя на застывший замерзшим флажком бурый лоскуток над торчащей обледенелой ногой — Хочу подробностей.

— О чем?

— Ваши экспедиции. Для чего? Как часто? Что удалось узнать?

— Что ж… — Панасий вздохнул, пытаясь подобрать правильные слова, но не нашел нужных и закрыл рот.

— Ничего! — с нескрываемой язвительностью буркнул наш водитель, повернув свое кресло. Неспешно достав из наружного кармана исцарапанный портсигар, он бережно выудил оттуда длинный окурок, чиркнул спичкой и, пыхнув пару раз, повторил с еще большей насмешливостью — Ничего! Убили троих, устроили клоунаду с криками «режь-не режь»… В результате все же обрезали. Двое рухнули с высоты и разбились. Третий остался там — тлеющий огонек сигареты указал наверх — После этого верховное правление бункера вынесло чертово настоятельное пожелание мудрых. И на этом все экспедиции закончились. А всего их было три. Первая поднялась на десять метров. Вторая на двадцать. Третья… ну ты сам видишь… я был в каждой. И только в третьей не лез первым.