Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мик и Робби смотрят на меня с сочувствием, и я понимаю, что меня занесло не туда. Я начала оправдывать свою дружбу с Элис вместо того, чтобы защищать Робби. Но какая разница, и Робби, и я были одинаково околдованы.
— Но почему ты ничего не рассказала мне? — сердито спрашивает Мик. — Почему?
— Не знаю. — Я пожимаю плечами. — Я просто не хотела об этом думать. Мы были так счастливы. Не хотелось ничего портить.
— Ничего бы ты не испортила. Я ведь даже не знаю их. — Мик хмурится. Он очень расстроен.
Филиппа перебивает его:
— Не вредничай. — Она шутливо толкает его локтем. — Теперь-то она тебе все сказала? Ты прав, ты не знаешь их, так что прекрати. — Потом она переводит взгляд на меня и говорит притворно-сердито: — Но почему ты не сказала мне? Это не дело. Я обижена.
— Ну, извини. — Я улыбаюсь. — Ты была права, а я нет. Я была не права, не права, слышишь!
— Вот как? — Мик смущен.
— Относительно Элис, — поясняю я. — Твоя умная сестра предупреждала меня о ней еще несколько месяцев назад. Она сказала, что у Элис не все в порядке с головой.
— Я ведь ее видел, — припоминает Мик. — Она такая тощенькая, в коротком платье?
— И хорошенькая, — добавляет Филиппа. — В коротком платье, от которого парни не могли оторвать взгляд.
— Да не такая уж и хорошенькая, — отвечает Мик и поворачивается ко мне. — Слишком шумная и непосредственная. Не в моем вкусе.
— Ну, бог с ней. — Филиппа поворачивается ко мне. — Надеюсь, ты сказала ей, что больше не хочешь с ней общаться? Надеюсь, ты велела ей убираться раз и навсегда?
— Да, — киваю я. — Но она, разумеется, ничего не хочет слышать.
— По крайней мере, ты все ей сказала, — улыбается Филиппа. — Я рада. Она просто не заслуживает быть твоей подругой. А уж про Робби я и говорить не буду. Надеюсь, ты не жалеешь? Не хочешь с ней помириться?
— Нет. — Я закрываю глаза руками. — Она просто опустошает меня. Не хочу ее больше видеть. Не хочу ничего о ней знать, не хочу ее слышать. Я выключила мобильник и не собираюсь его включать.
— Звонки Элис — это катастрофа? — интересуется Мик.
— Да. — Филиппа кивает. — Катастрофа. Точно. — Она смотрит на мою тарелку, на которой по-прежнему скучает пицца. — Почему не ешь? Не нравится?
— Нравится, — говорю я, но из-за разговоров об Элис пицца стала казаться мне слишком жирной и пряной. — Я просто ужасно себя чувствую. Стоит мне только вспомнить о том, как Элис поступила с Робби, и я словно заболеваю. Видели бы вы лицо Робби! — Я отодвигаю тарелку. — Мне надо попить воды.
— Я принесу. — Мик вскакивает и хмуро бросает: — Не позволяй ей так влиять на тебя. Забудь. Она не стоит этого.
Филиппа смотрит на Мика. Едва он скрывается в кухне, как она поворачивается ко мне и с улыбкой говорит:
— Он очень тебя любит.
— Знаю, — отвечаю я и улыбаюсь, но внезапно мне становится так плохо, что я кладу голову на край стола и закрываю глаза.
— Он ни к одной девушке так не относился. Обычно он совсем безразличный. Вежливый, но безразличный. И хоть и нехорошо говорить так про собственного брата, но он разбил много сердец. Девчонки вокруг него так и вились.
Я слушаю голос Филиппы, но мне плохо, в горле стоит тяжелый ком.
— Тебе нехорошо? — спрашивает Филиппа. — Ты бледная как смерть.
— Нет. — Я вскакиваю из-за стола, успеваю добежать до туалета, и меня рвет.
31
У Мика целых пять свободных дней, и мы проводим их вместе. Мик занимается музыкой, иногда мы выходим за покупками, но все остальное время просто сидим в его квартире. Мы много разговариваем — Мик рассказывает своем детстве, о планах на будущее, о любви к музыке. Я тоже рассказываю про детство, о том, что было до смерти Рейчел, и о том, что было после. Мы рассказываем друг другу все на свете, и за эти пять дней мне ни разу не становится скучно или тревожно.
В последний свободный день мы звоним Филиппе и договариваемся вместе позавтракать в ближайшем кафе. Когда мы приходим, она уже сидит за столом. На ней желтое платье, волосы собраны в конский хвост. Она вся такая симпатичная и свеженькая, и я вдруг думаю, что в своих джинсах и мятой футболке смотрюсь на ее фоне совсем некрасиво.
Филиппа весела и настроена поболтать, энергия так и бьет через край. Я, наоборот, чувствую себя не очень хорошо. Обычно мне нравится разговорчивость Филиппы, но сегодня мне с ней трудно.
Когда нам приносят еду — мы заказали французский тост и кофе, — я чувствую, как к горлу подкатывает комок.
— О боже, — говорю я и прижимаю руку к губам. — Простите.
Я бросаюсь в туалет, наклоняюсь над унитазом, меня рвет. Но поскольку я ничего не съела, то из меня выходит только слюна.
— Кэтрин, с тобой все в порядке? — раздается позади голос Филиппы, она кладет руку мне на плечо. — Бедняжка.
Я подхожу к раковине, полощу рот и умываюсь. Глядя на себя в зеркало, я удивляюсь собственной бледности. Что со мной? Может, я серьезно больна? Может, мне суждено умереть молодой, как Рейчел?
— Ты устала? — пристает Филиппа. — Или это пищевое отравление? Вирус?
— Не знаю. — Я набираю в рот воды и глотаю ее.
— Тебе надо к доктору.
Я согласно киваю.
— А может, это просто утренняя болезнь? — смеется она. — Может, ты беременна?
Беременна? Филиппа просто шутит, но я сразу же понимаю, что со мной происходит. Конечно, это все объясняет — утреннюю тошноту, постоянную усталость, набухшие груди. И я не помню, когда у меня в последний раз были месячные.
— О черт, — говорю я.
— В смысле? — Глаза Филиппы округлились, мы внимательно смотрим друг на друга. — Ты что, на самом деле беременна?
— Черт, черт! — Я качаю головой. — Не знаю, но я…
— Когда у тебя были месячные?
— Не помню. Давно. Не помню! Потому что если бы они были, не могли же мы с Миком, я бы помнила…
Я изо всех сил пытаюсь вспомнить. Кажется, месячных не было больше месяца. Иначе мы с Миком не занимались бы любовью.
— Господи, как я могла не заметить? Как я могла быть такой дурой?
Филиппа притягивает меня к себе и крепко обнимает.
— Не волнуйся. Все будет хорошо. Вполне может быть, что ты не беременна, может, это ложная тревога. Может, ты нервничаешь, и потому нет месячных. Так бывает, я читала.
— Но я не нервничаю.
— А из-за Элис?
— Дай бог, чтобы это было так. Но мне кажется, нет, я ведь не нервничала, я была такой счастливой. И потом, у меня сейчас столько всяких странностей со здоровьем, все тряпки стали мне малы, даже джинсы трудно застегивать.