– Господи! Ну девочка!

– Спасибо. Теперь вернемся в ту ночь.

– Боже мой, вы допрашиваете, как полицейский.

– Вы же понимаете, Эми, что могли сесть в тюрьму за попытку самоубийства, не говоря уже об убийстве. По моему мнению, вы должны быть благодарны отцу за то, что вместо этого он поместил вас сюда.

– Надо будет отправить ему благодарственную открытку.

– Вы не понимаете, как вам повезло. Только на прошлой неделе я рекомендовал, чтобы одного мужчину поместили к нам, в Эмбергейт, на лечение. Его обнаружили в петле рядом с разлагающимся телом жены. Он не мог жить без нее и попытался покончить с собой, чтобы они быть вместе. Но мировые судьи не согласились со мной, и его все-таки приговорили к полугодовому сроку в тюрьме.

Демонстрируя крайнюю незаинтересованность, она со скучающим видом отдирала катышки со своего халата.

Доктор растирал виски, стараясь не терять самообладания.

– Эми, что случилось в ту ночь? Если вы сможете рассказать, – помедлив, добавил он.

Он замолчал и перестал писать, стараясь даже не дышать, чтобы не нарушить тишину. Она нарастала до тех пор, пока стало невозможно не обращать на нее внимания. Первой сломалась Эми.

– Я хотела наказать их обоих за то, что они забыли день рождения моей матери, – тихо начала она. – Хотела, чтобы они испытали ту же боль, с которой я проживала каждый день своей жизни. Они сидели перед камином вдвоем на одном кресле – том самом, в котором так любили сидеть мы с мамой. Над камином на веревке сохли пеленки, и от них уже шел пар, а они все сидели и сидели, их лбы соприкасались, а отец гладил ее по щеке. Я чувствовала себя невидимкой. Если бы я исчезла навсегда, они бы даже не заметили. Это пеленки моего брата должны были висеть над камином. Это он должен был крепко спать в люльке на втором этаже. Все шло не так.

Эми замолчала, задумчиво катая катышек в руке.

– В ту ночь я решила убежать из дома и никогда не возвращаться, чтобы они почувствовали вину за то, до какого состояния меня довели. Но им было все равно. Я знала, что если не вернусь, они не будут горевать. Наоборот, это им и нужно – отделаться от меня. Может, некоторое время их бы и мучили угрызения совести, но скучать по мне они бы не стали, не стали бы страдать от потери. – Она замолчала и улыбнулась. – И в этот момент я решила взять с собой ребенка. Ее-то они любили! И тогда мачеха испытала бы ту агонию, в которой я жила каждый день.

– Вы очень непростая девушка, Эми Салливан.

– А вы явно специалист говорить банальности, доктор Лэмборн. Вы сколько лет провели в мединституте?

– Продолжайте, пожалуйста, – сказал он, оставив вопрос без внимания.

– Я осторожно поднялась наверх, перешагнув через скрипучую ступеньку. Вошла в их спальню. А дверные петли там такие шумные, что я была уверена – они мигом прибегут наверх. Но нет, они были настолько поглощены собой, что, видимо, ничего не слышали. Младенец спал в колыбели рядом с их кроватью, и из-под множества одеял выглядывало только ее румяное лицо. Я тихо подняла ее и качала, пока она не успокоилась. Быстро спустилась вниз по лестнице, тихо открыла входную дверь и пошла к парку.

– Собирались покончить с собой вместе с ребенком?

– Думаю, да. Четкого плана не было, да и вообще я не могла в тот момент собраться с мыслями. Я просто знала, что не хочу больше чувствовать эту боль. Моя мачеха… Керри… – Эми скорчилась, словно откусила пол-лимона. – Керри – это такая архетипическая мачеха, которая ненавидела меня, считала, что я мешаю ее счастью. Она ни с кем не хотела делить моего отца. Что ж, решила я, она может его забирать, но тогда я заберу у нее ребенка. И она узнает, каково это – чувствовать нестерпимую боль от потери любимого человека.

– Как раз напротив, Эми. Похоже, вы очень тщательно продумали, как будете действовать.

Некоторое время она молчала, нахмурив лоб.

– Возможно, вы правы. Но сейчас какой смысл об этом говорить? – всплеснула руками она. – Меня нашли и упрятали сюда. В конце концов, она добилась желаемого. Она победила.

– Как вы относитесь к Керри сейчас?

– Я ее ненавижу! – рассвирепев и выпучив глаза, выпалила Эми. – Эта злыдня настроила отца против меня, но он или слишком слеп, или слишком глуп, чтобы это понять. Даже не знаю, что он в ней нашел. Старая ведьма, да она и мизинца моей матери не стоит. Она на самом деле колдунья, у нее даже внешность соответствующая – впалые глаза, острый подбородок и бородавки. Не хватает только метлы и черной кошки. – Эми потрясенно качала головой. – Каким-то неведомым образом она сделала его счастливым. А ведь я могла это сделать сама, доктор Лэмборн, я бы могла стать его счастьем.

Она встала с дивана и подошла к окну, задумчиво водя пальцем по пыльному подоконнику. От ее дыхания на стекле появлялись и исчезали пятнышки конденсата.

– Отец больше не приедет навестить меня, доктор Лэмборн?

– Нет, Эми, не приедет. По крайней мере, в ближайшее время.

Она повернулась. Ее лицо было непроницаемым, только слезы блестели на щеках.

– Я так и знала, – прошептала она. – Я так и знала.

Сестра Аткинс уставилась на Эллен поверх очков.

– Новый начальник снова взялся за свое.

– Ох, что ему пришло в голову на этот раз, сестра?

– Вот, ознакомьтесь, – сказала она, метнув через стол лист бумаги.

Эллен с трудом начала вчитываться в бледные печатные буквы, а потом подставила листок под лампу.

– Его секретарю нужно научиться вовремя менять красящую ленту – вот все, что я могу сказать.

Она дважды перечитала распоряжение и легко представила себе степень обескураженности сестры.

– Мне кажется, это движение в нужную сторону.

Сестра Аткинс закатила глаза.

– Я могла предположить, что вы что-то такое скажете. Открыть палаты? – возмутилась она, стукнув по документу. – Большей глупости в жизни не слышала! Открыть им доступ на площадку? Позволить общаться мужчинам и женщинам? – почти визжала она.

– Он утверждает, что уже опробовал эти меры на предыдущем месте работы, – возразила Эллен. – Значит, они были успешны. В противном случае он не пытался бы внедрить их здесь. К тому же он не призывает открывать все палаты. Те, в которых лежат самые опасные пациенты и хроники, останутся закрытыми.

Сестра замотала головой. Трудно было понять, то ли она сердилась, то ли недоумевала, то ли нехотя принимала новую реальность, в которой Эллен пыталась найти плюсы.

– Он утверждает, что пациенты, получив чуть больше свободы, становились более спокойными и уступчивыми. Разве это не преимущество для всех нас?

Сестра молча сидела за столом, уперев локти в стол, и машинально распускала пучок у себя на затылке. Вдруг она скомкала распоряжение и запустила в мусорное ведро на другом конце кабинета. Он хлопнулся о металлическое дно, нарушив повисшую тишину.