Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но без электрошока.
Он отпустил ее подбородок и положил руки ей на плечи.
– Без электрошока. Обещаю.
Она задумчиво смотрела вдаль на здание, которое ей теперь приходится называть домом. Водонапорная башня перетягивала взгляд на себя. Из трещин в водостоках, как шипы, торчали сосульки. Может быть, и не будет никакого вреда в том, чтобы поучаствовать в его эксперименте с психоанализом? В конце концов, терять ей нечего.
– А вы достаточно квалифицированны, чтобы практиковать психоанализ?
– Более или менее.
– Более или менее? – удивленно переспросила Эми.
– Я квалифицированный психиатр. Вам нечего бояться. Психоанализ – это немного другое, но вы в надежных руках.
– Хорошо, доктор, – вздохнула она. – Я согласна стать вашим подопытным кроликом.
Он радостно заулыбался.
– Вы не пожалеете, Эми. Начнем после Рождества.
Возвращались они в дружеском молчании. Замерзшие, с потерявшими чувствительность руками и ногами, они подошли к входу в здание. Каменные ступеньки были покрыты толстым снежным покровом. Внизу, оперевшись на лопаты, стояли несколько человек. Вышел медбрат и начал раздавать поручения:
– Эд, расчисти, пожалуйста, лестницу, начиная с верхней ступеньки. Кидай снег слева направо, чтобы он падал за перила. А вы будете чистить дорогу, – повернулся он к остальным.
Молодой Эд преодолевал лестницу по одной ступеньке, как малыш, который только учится ходить. Наверху он отдышался, схватившись за поручень, и начал счищать снег. Худоба и явная неустойчивость не мешали ему работать с полной отдачей, уже через несколько секунд верхняя ступенька была расчищена, и он спустился на следующую. Доктор Лэмборн и Эми терпеливо ждали внизу.
Когда лестница была полностью очищена, юноша махнул им рукой, чтобы они проходили.
– Спасибо, Эд, – поблагодарил доктор Лэмборн.
Эми отметила его труд улыбкой и кивком. Эд засиял и снял шапку.
– Осторожнее, мисс, не упадите.
Доктор Лэмборн поднялся первым и уже отряхивал ботинки от снега. Эми подошла к перилам, набрала в руки снега и слепила идеальный шарик. Эд работал лопатой спиной к ней и не видел, что в него пулей летит белый снаряд. Он приземлился ему четко в затылок, снег рассыпался и слетел ему прямо под воротник.
От неожиданности он резко выпрямился.
– Ой, ну теперь держись! – оглянулся он в поисках обидчика и заметил Эми, которая улыбалась, растирая руки. – Ты?
Она еле сдержала смешок и, увидев, что он уже согнулся и набрал в руки снега, завизжала и метнулась внутрь, еле успев захлопнуть за собой дверь. В ту же секунду услышала удар снежка по дереву и, прислонившись к ней с внутренней стороны, захохотала. Впервые за многие годы она пережила приступ нечаянной радости. Смех, который таился внутри так долго, вырвался наружу, как шампанское из бутылки, и она уже не в силах была остановить его бурлящий поток.
Палата еще никогда так не блестела. И дело было не столько в праздничных украшениях, сколько в том, что ее тщательнейшим образом вычистили – убрали все до самой последней паутинки, пятна и беспокойного пациента. А все из-за директивы нового руководства. За два дня до Рождества палата должна быть открыта для посетителей, чтобы семьи могли провести время вместе и отправиться с чистой совестью домой, зная, что в больнице их родственникам обеспечен лучший уход.
– Можно подумать, нам делать больше нечего, – возмутилась сестра Аткинс, прочитав директиву.
Эллен промолчала. Сестре Аткинс не на что было жаловаться – было понятно, что она делегирует эту работу ей и другим стажеркам.
Когда все было вычищено, оттерто и отполировано, руки у Эллен покраснели и покрылись цыпками, а от ногтей осталось одно воспоминание.
– Когда их подать? – спросила Эми, войдя в комнату отдыха с подносом в руках.
С кухни прислали партию пирожков с начинкой. В сопровождении рождественских мелодий, звучащих из граммофона, пирожки дополняли рождественскую атмосферу и даже вносили нотку нормальности. Эллен взяла поднос и поставила его на буфет, попутно отерев рукавом пятнышко воска с его поверхности.
– Кто-то не очень сильно старался, – пробурчала она себе под нос.
– Как я выгляжу? – спросила Эми, поворачиваясь кругом. – Я хочу показать папе, что уже иду на поправку и больше его не подведу.
На Эми по-прежнему был дряхлый больничный халат, но она повязала на тонкой талии ленточку и сделала из мишуры брошку. А еще причесала волосы и даже нанесла неяркую помаду, которая органично дополнила преображение.
Эллен переключилась на ветки падуба, которые собрала на улице. Перебирая блестящие темно-зеленые листья, она укололась, и на пальце выступила капля крови. Она засунула его в рот и стала громко сосать, пользуясь возможностью проигнорировать вопрос Эми.
Пациенты собрались в комнате отдыха, и начали прибывать гости. Они общались, пили чай, ели пирожки – все было похоже на прием в каком-нибудь особняке, устроенном лордом и его супругой. Эллен ходила по комнате с чайником, подливая воду в чашки и перекидываясь парой фраз, когда того требовала ситуация. Она, конечно, заметила, что Эми не сводит глаз с двери и ждет отца. Каждый раз, когда дверь открывалась и входил кто-то другой, она мрачнела. Эллен знала, что он не войдет в эту дверь – ни сегодня, ни завтра, никогда. Доктор Лэмборн распорядился, чтобы Эми не говорили о письме, которое написал отец. Сказал, что это не будет способствовать выздоровлению. Готова ли была Эллен взять на себя ответственность за провал в лечении Эми? Сможет ли потом жить с этим грузом на совести? Ведь последние дни Эми и правда казалась не такой мрачной, конфликтной и строптивой, как обычно. У Эллен не было выхода, кроме как подчиниться указаниям доктора.
Куини явно была в своей стихии. К ней приехала младшая сестра, и Куини водила ее по комнате, представляя принцессой Этель тем, кто проявлял к ней интерес, и абсолютному большинству тех, кто не проявлял.
– Сколько можно, – пожаловалась Эми Эллен. – Разве нельзя выбить из нее этот бред, она ведь здесь так давно. Все-таки неправильно, что я заперта в окружении подобных личностей.
– Она безвредна, Эми.
– Мой отец не приедет?
Эллен откусила сразу половину пирога, чтобы выиграть немного времени и подобрать правильные слова.
– Похоже на то, Эми, но не падай духом, – сказала она, проглотив начиненную салом выпечку и вытерев губы фартуком. – Думай о том, чтобы выздороветь, и тогда ты выйдешь отсюда и сможешь его увидеть.
Со злости Эми вырвала самодельную брошку, оставив дырку в ткани.
– Так и знала, что он не придет. Она ему все мозги промыла.
Сняв с талии тесьму, она повесила ее себе на шею. Эллен тотчас же почуяла опасность. Ей не сразу пришло это в голову, но Эми ни при каких обстоятельствах нельзя было разрешать брать ленту. Она была пациенткой с «красной карточкой», то есть с высоким риском суицида, и если бы узнала сестра, то началось бы полномасштабное расследование с тяжелыми последствиями для виновных.