Итак, заключил музыкант, воспитание музыкальных вундеркиндов не ставит целью непременно вырастить гениального музыканта, главное — открывать в детях ростки дарований, развивать их способности, чтобы в будущем они внесли вклад в новую мировую культуру. Лет через тридцать в любой культурной стране будет без счета одаренных малышей, пиликающих на маленьких скрипочках. В завершение он рекомендовал публике Кодзи Тоёду как виртуозного скрипача и объявил сольный концерт Баха. Насколько прекрасным было исполнение, она поняла из восторженной реакции пестрой публики, почти трех сотен человек…

Но покинула собрание свекровь с чувством отчаяния. Задатки дарований, задатки способностей следует обнаружить в детстве и планомерно развивать, а она в свое время этим не озаботилась. Даже если в ней и были скрыты таланты, сколько бы она теперь ни училась, какие бы усилия ни предпринимала, в ее возрасте уже ничего не раскроется, побеги засохли, все тщетно. Уже пять лет она замужем, а все еще не родила ребенка. Зная, как страдают муж и тесть, она прибегала к различным ухищрениям, следуя советам родственниц и близких подруг, но все безрезультатно. Как женщина она оказалась ни на что не способной, а теперь, из лекции профессора Судзуки, воспитывающего вундеркиндов, она поняла, что и во всех других отношениях ни на что не годится… Домой она вернулась на пределе отчаяния.

В тот же день за ужином свекровь поведала мужу о своем горе, но он не стал ни утешать ее, ни подбадривать, казалось, он весь ушел в свои мысли. Дело в том, что сам он в это время начал изучать электротехнику, каждый день был загружен занятиями и сильно уставал… Из-за безразличия мужа она потеряла желание учиться, перестала усердно читать газеты и ходить на лекции. Казалось, она утратила все жизненные силы.

Так прошло почти четыре месяца, она стала плохо себя чувствовать, ее часто рвало после еды. По тому, что она вычитала в газетах, она заподозрила у себя рак желудка. И решила: если диагноз подтвердится, она покончит с собой. Отправившись втайне к незнакомому врачу, свекровь описала ему свое состояние и прошла обследование.

«Это рак желудка? — спросила она в страхе».

«Тошнота, говорите… Да вы, матушка, беременны».

«Неужели? Я уже десять лет в браке и никак не понесу, вы уверены?»

«Радуйтесь. Месяцев через пять, поскольку вы совершенно здоровы, родите замечательного малыша. Тошнота скоро пройдет. Лекарств не принимайте, приходите на осмотр раз в месяц…»

Пожилой врач, излучавший уверенность, надавал ей массу советов.

Она все еще не могла поверить, но из больницы вышла с чувством, что ей удалось выбраться из пучины смерти. Тут в глаза ей бросилась ранее не замеченная большая вывеска: «Родильный дом». И она наконец поверила, что беременна, и обрадовалась, что ей дарован ребенок.

Свекровь колебалась, как сообщить эту радость мужу, но вечером, когда он вернулся и, переодеваясь, снял пиджак, она шепнула:

«Не удивляйся… Я зачала ребенка. Вот радость-то… Сказали, через пять месяцев… Ты рад?»

«Значит, можешь родить?»

«Да, десять лет я этого ждала».

«Ну и чем здесь гордиться? И собаки и кошки умеют рожать. Между прочим, чтобы стать достойной матерью, тоже надо учиться, а ты в последнее время, ссылаясь на свою никчемность, бездельничаешь, даже газеты перестала читать. Так нельзя!..»

Никогда в жизни не испытывала она такой горести, как от этих слов мужа: «Даже кошки умеют рожать».

Дойдя до этого места своего рассказа, Фуми Суда с чувством сказала:

— Вот какую несчастную жизнь прожила свекровь, испытав на себе все тяготы своего времени! После того как я узнала это — что бы мне ни говорила свекровь, как бы ни было мне тяжело, я старалась делать все, чтобы ее утешить, ибо она достойна всяческого сострадания. И — удивительное дело! — в какой-то момент свекровь как будто ушла из моей жизни, из нашей с мужем жизни, перестала доставлять мне беспокойство. С другими родственниками все было много проще… В том, что я рассказала, вообще-то нет ничего особенного, я только ответила на ваш вопрос об отношениях в нашей семье…

— Спасибо, я вполне удовлетворен.

— Между прочим, мой муж, прочтя две ваши книги о Боге, сказал, что в его научной работе, несомненно, претворяется великий Божий замысел. С верой в то, что он ведет исследование не для удовлетворения собственного любопытства и не ради славы, а на благо всего человечества, словно вкушая блаженство в каком-то желанном незримом мире, он обрел свое счастье… Я тоже радуюсь каждый день и испытываю удовлетворение от сознания того, что в меру своих сил помогаю мужу в его трудах. Поэтому я и назвала нашу жизнь счастьем.

— Ваше счастье, как я уже вам говорил, и есть «жизнь, полная радости», идеал, предписанный человеку Богом-Родителем. Храни вас Господь.

— Недавно я почувствовала, что у меня отпала необходимость посещать «Хижину небесного завета» и слушать наставления. Ведь в душе я ненавижу Тэнри, из-за этого меня изгнали из дома. К счастью, я, кажется, уже не нуждаюсь в помощи юноши Ито, для меня это словно пройденный этап.

— Вполне достаточно и того, что ты уже услышала. Если вдруг возникнет какое-либо сомнение, твой муж непременно получит указание от Великой Природы.

— Да, я совсем забыла… Не могли бы вы встретиться с моим мужем, ведь он вас считает своим духовным отцом… Он очень этого хочет.

— Всегда к вашим услугам. Я и сам жду этой встречи.

— Большое спасибо. Я вас, наверно, утомила… Простите меня.

С этими словами она ушла. Облитая яркими лучами солнца, она показалась мне в эту минуту посланницей из Истинного мира.

Проводив Фуми Суда, как посланницу Истинного мира, я невольно задумался о том, как поживает ее подруга — Хидэко Накамура. Она тоже уверяла меня, что, как и Фуми, счастлива в семейной жизни. Но мне почему-то казалось, будто, отвечая на мои расспросы, она в первую очередь хочет успокоить себя. Говорила, что счастлива, но в чем именно — не уточняла.

Я радовался, слушая рассказ Фуми о ее семейном счастье, и в то же время беспокоился, так ли уж счастлива Хидэко, ведь обе эти девушки уже сроднились с моей душой. Я решил порыться в памяти и припомнить все, что Хидэко рассказывала мне о своей супружеской жизни.

Однако, поднявшись в кабинет, где меня ждала последняя корректура «Замысла Бога», я своего намерения не осуществил. Мне предстояло в течение нескольких дней, сосредоточившись, вести тяжелую борьбу с нею, выискивая опечатки, фактические ошибки и грамматические огрехи. Издание было намечено на середину июля, поэтому, чтобы успеть в срок, надо было спешить. Когда я закончил работу и отдал корректору в редакцию, наконец-то освободившись от нее, в саду расцвела глициния.

Глядя, как растущая у входа в дом глициния гордо распустила сотни своих роскошных лиловых соцветий, я вдруг вновь вспомнил о Хидэко Накамура. Ведь и она до замужества, подобно этой глицинии, цвела в роскошных условиях, которыми могла гордиться…