В тот же день был обед, и Пен снова вынырнула из своих неотмеренных пилюль. Я рассказал про свой визит к Кальдеру. Пен, как можно было предвидеть, живо заинтересовалась и сказала, что она бы дорого дала, чтобы узнать, какой такой декокт был в холодильнике.

— Что такое декокт? — поинтересовалась Джудит.

— Отвар вещества в воде. Если вы распускаете вещество в спирте, это тинктура.

— Сколько надо прожить, чтоб во всем этом разобраться!

Пен рассмеялась.

— К вопросу о лекарствах: как насчет карминатива, анодина и вермифуга? Они так роскошно перекатываются на языке...

— А что они означают? — вмешался Гордон.

— Избавляет от газов, избавляет от боли, избавляет от глистов.

Гордон рассмеялся вместе со всеми.

— Давайте примем немного тинктуры виноградного анодина. — Он подлил вина в наши стаканы. — Вы серьезно верите, Тим, что Кальдер исцеляет лошадей прикосновением?

— Я уверен, что он в это верит, — задумчиво сказал я. — Не знаю, позволяет ли он наблюдать. И даже если позволит, что можно увидеть? Не думаю, что он говорит лошадям: «Вам нужно побольше спать и гулять на воздухе».

Джудит удивилась:

— Вы говорите так, будто хотели бы, чтоб это было правдой. Да ведь Гордон и Гарри воспитали вас как Фому неверующего!

— Кальдер производит впечатление, — сознался я. — И его поместье тоже. И гонорар, который он берет. Он не мог бы назначать такие высокие цены, если бы не получал реальных результатов.

— Он выписывает травы из-за границы? — спросила Пен.

— Я не спрашивал.

— Почему вы так думаете? — заинтересовался Гордон.

— Ну... — Пен подумала. — Кое-что из того, о чем упоминал Тим, довольно экзотические вещи. Желтокорень — иначе гидрастис, говорят, в прошлом им лечили практически все, что только может прийти в голову, но нынче он в основном используется в микроскопических дозах для глазных капель.

Должно быть, импортируется из Америки. А фо-ти-тьенг — это Hydrocotyle asiatica minor, также называемый эликсиром долголетия, — этот растет, насколько мне известно, в тропических джунглях на Дальнем Востоке. Я вот о чем: по-моему, если лошадей пользуют подобными снадобьями, то это должно широко практиковаться.

Если на меня произвел впечатление Кальдер, то, возможно, еще большее — Пен.

— Не знал, что аптекари так здорово разбираются в травах.

— Я просто интересовалась, изучала их свойства, — возразила она. О старинных снадобьях очень скупо упоминается на официальных фармацевтических курсах, и почему-то даже о дигиталисе и пенициллине мало сведений.

Большинство аптек не торгуют непредписанными лекарственными травами, но я торгую, и, честно говоря, они помогают куче народу.

— А вы сторонница чесночных припарок на детские пятки при судорожном кашле? — спросил Гордон.

Оказалось, что нет. Мы посмеялись.

— Если кто-то верит в Кальдера, — решительно заявила Джудит, пусть верит в него, и в чесночные припарки, и во все вместе взятое.

Мы вчетвером провели вместе приятный день и вечер, и когда Джудит и Гордон отправились спать, я проводил Пен до ее дома, куда она отправлялась каждую ночь, и свежий воздух улицы наполнил мои легкие.

— Вы ведь возвращаетесь домой завтра, так? — спросила она, шаря в поисках ключей.

Я кивнул.

— Утром.

— Мы хорошо позабавились. — Она наконец нашла ключи и вставила один из них в замок. — Не хотите зайти?

— Нет... Немного пройдусь.

Она отперла замок и встала в дверях.

— Спасибо за змея... он так блестел. И давайте распрощаемся, хотя я догадываюсь, что, если Джудит выдержит, я еще вас увижу.

— Выдержит что? — спросил я.

Она поцеловала меня в щеку.

— Спокойной ночи. И верите или нет, но травка, известная под названием «цветок страсти», помогает от бессонницы.

Насмешка повисла в воздухе, как улыбка Чеширского Кота. Пен вошла в дом и закрыла за собой дверь, а я беспомощно остался стоять на крыльце, и мне очень хотелось позвать ее обратно.

Ян Паргеттер был убит первого февраля, примерно в час дня.

Я узнал о его смерти от Кальдера. В тот вечер меня что-то подтолкнуло, и я позвонил ему, чтобы запоздало поблагодарить за прием, пригласить на ответный обед в Лондон и порасспрашивать, как ему понравилось турне по Америке.

— Кто? — непонимающе отозвался он, когда я представился. — Кто?

Ах, Тим... Слушайте, я не могу сейчас говорить, я просто не в себе... Погиб мой друг, я больше ни о чем думать не могу.

— Простите, — не очень уместно сказал я.

— Да... Ян Паргеттер... но вы, наверное, его не знаете...

На этот раз я вспомнил сразу. Ветеринар. Большой, надежный; рыжеватые усы.

— Я встречался с ним, — сказал я, — у вас дома.

— Правда? Ах, да. Меня это так оглушило не могу сосредоточиться.

Слушайте, Тим, позвоните в другой раз, ладно?

— Да, конечно.

— Дело не только в том, что он много лет был моим другом, — продолжал он. — Я просто не знаю... Я правда не знаю, что будет без него с моим делом. Он посылают мне столько лошадей... такой хороший друг... я совершенно оглушен... Слушайте, позвоните потом... мне жаль, Тим. — Он дрожащей рукой положил трубку, и она тренькнула.

В тот момент мне показалось, будто он хотел сказать, что Ян Паргеттер погиб при каком-то несчастном случае, и только на следующий день, когда мне на глаза попалась заметка в газете, я осознал разницу.

"Ян Паргеттер, хорошо известный, весьма уважаемый ветеринарный хирург Ньюмаркета, вчера утром был найден мертвым в своем доме. Полиция подозревает ограбление. Утверждают, что Паргеттер получил повреждение черепа. Из дома исчезли определенные медикаменты. Тело Паргеттера было обнаружено миссис Джейн Халсон, приходящей горничной. Ветеринар проживал со своей женой и тремя маленькими дочерьми, все они отсутствовали дома во время нападения.

Миссис Паргеттер, как сообщили ночью, очень страдает, и ей прописаны седативные средства".

Сколько же таких немногословных печальных сообщений, подумал я, и сколько скорбящих, потерявших близких. Это был первый из моих знакомых, которого убили, и несмотря на то, что наше знакомство было совсем непродолжительным, меня очень расстроила его смерть. И если меня настолько выбила из колеи смерть случайного встречного, как же, подумал я, можно вообще прийти в себя, :если убьют того, кого хорошо знал и любил. Как тогда справиться с гневом? Смириться с жаждой мести?