Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пат
В нижней части этой записки той же мужской рукой (Сол подозревает, что рукой Малика), которая писала о бабуине в записке 12, был нацарапан ряд пометок. Пометки гласили:
Проверить орден де Молэ.
Одиннадцатиконечный крест де Молэ.
Одиннадцать точек пересечения, всего 22 отрезка.
22 Ату Тахути?[25]
Почему не 23?
ТАРО = ТОРА = ТРОА = ATOP = РОТА?????! Абдул Альхазред = А.А.??!
— Господи Иисусе! — простонал Барни. — Святой Иосиф и Дева Мария! Ну и дерьмо. До окончания этого дела мы запросто станем мистиками или свихнемся. Что, впрочем, одно и то же.
— Орден де Молэ — это масонское общество для мальчиков, — охотно прокомментировал Сол. — Не знаю, что такое Ату Тахути, но звучит вроде по-египетски. Таро — это такие карты, на которых гадают цыганки, а само слово «цыган» означает «египтянин»[26]. Тора — это на иврите «закон». Мы постоянно упираемся во что-то такое, что коренится в иудейском мистицизме и египетской магии...
— Тамплиеров с позором изгнали из Церкви, — сказал Барни, — запопыткусоединитьхристианскиеимусульманскиеидеи. В прошлом году мой брат-иезуит читал лекцию о том, что современные идеи — лишь перепевы старых избитых средневековых ересей. Я сходил на нее из вежливости. Помню, что он говорил о тамплиерах еще кое-что. Они практиковали, как он выразился, «противоестественные половые акты». Говоря проще, были педиками. Тебе не кажется странным, что все группы, связанные с иллюминатами, сплошь мужские? Может быть, большая тайна, которую они столь фанатично скрывают, заключается в том, что это всемирный гомосек-суалистский заговор. Я слышал, артисты шоу-бизнеса жалуются на «гоминтерн» — организацию гомосексуалов, которая старается придерживать все самые вкусные куски для своих. Что ты на это скажешь?
— Звучит правдоподобно, — откликнулся с иронией Сол.-Но так же правдоподобно звучит и то, что иллюминаты — это заговор евреев, заговор католиков, заговор масонов, заговор коммунистов, заговор банкиров, и вполне возможно, что в конце концов мы найдем свидетельства тому, что это межпланетный заговор, руководимый с Марса или Венеры. Барни, разве ты не понимаешь? Кто бы они ни были, они всегда создают маски и бросают тень подозрения на самые разные группы. Они превращают их в «козлов отпущения», которых потом можно обвинить в том, что они-то и есть «настоящие иллюминаты»? — Сол уныло покачал головой. — Они достаточно умны и понимают: им не удастся скрываться бесконечно, рано или поздно найдутся умники, которые почуют что-то неладное. Поэтому они заготовили множество самых разных ложных идей о самих себе, которые и подсовывают любопытствующим чужакам.
— Это собаки, — сказал Малдун. — Разумные говорящие собаки с Сириуса, Песьей звезды. Они прилетели сюда и сожрали Малика. Точно так же они сожрали того парня из Канзаса, но тогда они не успели завершить работу. — Он повернулся к столу и читает отрывок из служебной записки №8: «У него было разорвано горло, словно его терзали когти какой-то гигантской хищной твари. При этом сведений о пропаже хищных зверей из местных зоопарков не поступало». — Он ухмыляется. — Господи, я почти готов в это поверить.
— Это оборотни, — возразил Сол, тоже усмехаясь. — Пятиугольник — символ оборотней. Посматривай иногда телепрограммы для полуночников.
— Пентаграмма, а не пятиугольник. — Барни закурил. -И впрямь действует на нервы, а?
Сол устало поднял глаза и окинул комнату таким взглядом, словно искал пропавшего хозяина.
— Джозеф Малик, — громко спросил он, — в какое дерьмо тывлез? И когда это произошло?
НАС НЕ СДВИНУТ
НАС НЕ СДВИНУТ С МЕСТА
Собственно говоря, для Джозефа Малика все это началось несколькими годами раньше, когда одни люди пели религиозные гимны и непристойно бранились, а другие применяли против них слезоточивый газ и полицейские дубинки, и все это по поводу выдвижения кандидатом в президенты одного человека по имени Хьюберт Хо-рейшо Хамфри. Дело было в Чикаго, в Линкольн-парке, ночью 25 августа 1968 года. Тогда Джо не знал, что это было начало чего-то. Зато он отчетливо, до мозга костей прочувствовал, чему пришел конец: его вере в демократическую партию.
Он сидел с «озабоченными священниками» под крестом, который они установили. И с горечью думал, что вместо креста нужно было поставить налгообие. С надписью: Здесь покоится Новый Курс[27].
Здесь покоится вера в то, что все зло находится по ту сторону, в стане реакционеров и куклуксклановцев. Здесь покоятся двадцать лет надежд, мечтаний, пота и крови Джозефа Уэнделла Малика. Здесь покоится Американский Либерализм, забитый до смерти дубинками доблестных чикагских блюстителей порядка.
«Идут», — неожиданно послышался чей-то голос рядом. Озабоченные священники тут же начали скандировать: «Нас не сдвинут с места».
"Нас сдвинут, даже не сомневайтесь, — спокойно сказал кто-то сдержанным сардоническим голосом У. Филдса[28]. — Когда пойдет слезоточивый газ, мы сдвинемся как миленькие".
Джо узнал голос говорившего; это был романист Уильям Берроуз с его обычным бесстрастным лицом, не выражавшим ни раздражения, ни презрения, ни возмущения, ни надежды, ни веры, ни любой другой известной Джо эмоции. Но по каким-то причинам, которых Джо не мог понять, он тоже сидел с ними и выражал личный протест против Хьюберта Хорейшо Хамфри, поместив свое тело на пути чикагской полиции.
Джо не понимал, как человек может найти в себе мужество это сделать, не имея ни веры, ни убеждений. Берроуз ни во что не верил, но при этом сидел с упрямством Лютера. Джо всегда во что-то верил: когда-то давно в римский католицизм, потом, в колледже, в троцкизм, затем, на протяжении почти двух десятилетий, в либерализм («Жизненный центр» Артура Шлезингера-младшего), а сейчас, когда все это умерло, он отчаянно пытался мобилизовать в себе веру в разношерстную толпу помешавшихся на наркотиках и астрологии йиппи, черных маоистов, несгибаемых пацифистов и высокомерно догматичных ребят из СДО, которые съехались в Чикаго протестовать против заказного съезда и которых за это здесь избивали до полусмерти.
Аллен Гинзберг, сидевший посреди кучки йиппи справа, снова начал скандировать, как он делал весь этот вечер: «Харе Кришна Харе Кришна Кришна Кришна Харе Харе...» Гинзберг верил; он верил во все: в демократию, в социализм, в коммунизм, в анархизм, в идеалистическую разновидность фашистской экономики Эзры Паунда, в технологическую утопию Бакминстера Фуллера, в необходимость возвращения к доиндустриальной пасторальности Д. Г. Лоуренса, в индуизм, буддизм, иудаизм, христианство, вуду, астрологическую магию, но прежде всего — в человеческую доброту.