– Да, пообедать было бы неплохо, – согласился викарий.

Себастьян с отцом заговорили о Рипоне, но Корделия едва их слушала. Она чувствовала себя слишком несчастной.

Герцогу нравилось с ней целоваться, не более того. Но она – она вела себя словно ревнивая жена и злилась каждый раз, когда речь заходила о его невесте. Но она ничего не могла с собой поделать. Да, он нахален, любит совать нос не в свои дела… Но все же такого интересного человека она никогда раньше не встречала! Насколько ей было известно, никто не разделял взглядов ее отца на образование. И никто не был так предан своей семье, как Себастьян.

Как легко было бы выбросить его из головы, если бы он был старым подагриком и нюхал бы табак. Тогда она смогла бы воспринимать его всего лишь как человека, который нанял ее, чтобы она обучала отца музыке.

Но выбросить его из головы она не могла никак. И, хуже того, боялась, что не сможет никогда.

Корделия думала, что с Пруденс придется разбираться вечером, но, когда за обедом отец извинился и вышел из-за стола, а Пруденс вскоре последовала за ним, она поняла, что время пришло.

Она взглянула на Себастьяна. Тот мрачно смотрел вслед Пруденс.

– Наверное, мне надо пойти за ними, – пробормотала она.

– Думаете, она сейчас передает ему бренди?

– Не знаю, но чтобы удостовериться, много времени не потребуется.

– Я пойду с вами.

– Не надо. – Она поднялась. – Если мы оба пойдем их искать, они сочтут это странным.

Он коротко кивнул, и, уходя, она чувствовала спиной его взгляд. Выйдя в просторный и совершенно пустой холл, она остановилась в нерешительности, не зная, в какую сторону идти.

Ее вдруг стали одолевать сомнения. Господи, отец сделал из нее совершенную дурочку, готовую искать заговор где угодно. Может, оба они вышли по нужде. И это вполне понятно, учитывая…

Вдруг в дальнем углу холла послышался какой-то возглас. Это был голос отца.

Она быстрым шагом направилась туда и подоспела в тот момент, когда отец сплюнул что-то на пол. Глаза его сверкали злобой. Пруденс стояла рядом с каменным выражением лица.

– Черт тебя подери, это же вода! – закричал он служанке. – Вода! Ты что, тоже стала убежденной трезвенницей, как его светлость?

Корделия кипела от ярости. Сжав кулаки, она подошла к отцу, борясь с желанием накинуться на него.

– Нет, отец! – вскричала она, не давая Пруденс ответить. Он вскинул на нее глаза и попытался сунуть бутылку Пруденс, которая не желала ее брать.

– Это я налила в нее воду, – сказала Корделия, выхватывая из рук отца бутылку. – И нашла я ее в вещах Пруденс. Как тебе не стыдно! Неужели ты и дня не можешь прожить без спиртного?

– Послушай, Корделия, – начал он.

– Не надо! – Она слышала, как отворилась и снова закрылась дверь, но не обращала на это внимания, как не обратила внимания на то, что вошел герцог. – Не пытайся убедить меня, что тебе надо было совсем чуть-чуть, что ты просто хотел согреться. Ты всегда так говоришь, а потом напиваешься до беспамятства.

И тут она обратила свой взор на Пруденс.

– А ты… ты! Не могу поверить, что это твоих рук дело. Ты же прекрасно знаешь, что ему нельзя пить, знаешь, что это губит его, и все же за моей спиной…

– Я служу вашему отцу, – отрезала Пруденс, оправившаяся от шока, который испытала при появлении Корделии.

– Да? Но ведь это я плачу тебе жалованье, пока он валяется пьяным.

– И вы же выставили бы меня за дверь, если бы не он!

Корделию поразило, с какой злобной убежденностью она это сказала.

– Что ты имеешь в виду? Да, мы с тобой действительно не очень ладим, но я никогда не собиралась тебя выгонять.

– А он говорил совсем другое, – ответила Пруденс, указывая на викария. – Он сказал, что после смерти матери вы собирались рассчитать меня. И утверждал, что именно он уговорил вас меня оставить. Он говорит, что я работаю у вас только благодаря его стараниям.

Корделия рот раскрыла от удивления. И повернулась к отцу, ища объяснений. Он не проронил ни слова. И это было подтверждением того, что Пруденс не лгала.

А она столько времени надеялась, что он переборет себя и вновь станет прежним! Бездна отчаяния, разверзшаяся перед ней, поглотила все пустые надежды.

Она уже не могла говорить в полный голос, а лишь прошептала:

– Папа, это правда? Ты говорил Пруденс, что я собираюсь рассчитать ее?

Он опустил глаза, стиснул руки.

– Ты всегда утверждала, что не любишь ее.

Ответ его лишил ее последней надежды.

– Ты говорил Пруденс, что я собираюсь ее рассчитать? – повторила она.

– Может быть, после смерти твоей матери, – пробормотал он, – я намекал…

– После смерти ее матери? – перебила его пораженная Пруденс. – Трех дней не прошло, как вы сказали мне, что, если я не поеду с вами, вы позволите мисс уволить меня. Три дня назад вы это говорили!

Викарий лишь пожал плечами, и Пруденс обратилась к Корделии.

– Клянусь, мисс, он уверял, что вы не желаете держать меня. Я никогда бы не пошла против вашей воли, если бы не думала… Я верила ему, когда он говорил…

– Как давно вы снабжаете его вином? – ледяным тоном спросила Корделия. Герцог стоял рядом и слышал каждое слово, но ее это не волновало. Она хотела знать правду.

Пруденс взглянула на викария. Тот, казалось, готов был растерзать всех. В отчаянии она обернулась к Корделии.

– С тех самых пор, как вы попросили его не пить больше горячего молока с вином. Он пришел ко мне за ключами от погреба, у вас он их просить не хотел. Я сказала ему, что, если он будет брать вино без вашего ведома, вы решите, что его воруем мы с Мэгги. Тогда он и сказал, что достаточно любого предлога, чтобы вы уволили меня.

– Он солгал, Пруденс. – Корделия с трудом выговорила эти слова. – Я понимала, что в твоем возрасте трудно найти новое место. Я никогда бы тебя не уволила. И отцу ничего подобного не говорила.

Пруденс сникла, губы ее тряслись, язык не слушался ее.

– Ох, мисс, а я-то думала… Простите меня… простите…

Корделии казалось, что сердце ее вот-вот разорвется. Они оба обманывали ее, сговаривались за ее спиной, говорили о ней как о каком-то чудовище. Она не могла даже взглянуть на них, особенно на отца. Лжец, обманщик! Она отвернулась к стене. Слезы застилали ей глаза.

– Я не стану держать на вас зла, мисс, если сейчас вы уволите меня, – обреченно сказала Пруденс.

Корделия слышала ее слова словно издалека, но не могла отвечать. Слишком много всего навалилось на нее. Она вспоминала, сколько раз выливала вино из бутылок, сколько раз жаловалась Мэгги и Пруденс, что отец не в силах с собой справиться. Сколько раз заставали они ее плачущей от бессилия что-либо сделать. И все это время…