Александр, по-прежнему погруженный в свои телефонные разборки, развернулся и положил ноги на спинку стула, на котором сидел Коля. Это его самая любимая поза, как у всех крутых, – ноги на столе или любом возвышении перед носом окружающих.

Коля продолжал сидеть на краешке, но был уже бледным до синевы. Рука, которая держала чашку, дрожала.

Мне оставалось буквально два шага до стола, до возможности взять чашку из рук ребенка, поднять его и увести. Не успела. Коля швырнул чашку через весь стол и закричал:

– Забери свои гадкие ноги! Забери сейчас же! Или я не знаю, что сделаю…

Сделать он смог одно: метнулся от стола, упал и забился в рыданиях. Александр бросил телефон и шагнул к нему с таким зверским видом, что даже Феруза издала громкий вопль. Я встала между рыдающим ребенком и крупными мужскими ногами и кулаками существа, который мог в минуты уничтожить пару таких же бандитов, как он сам.

– Только дотронься, – сказала я тихо. – Только попробуй сделать еще шаг, произнести еще одно ругательство. Ты не успеешь меня остановить. Ты ничего не успеешь.

Это был достаточно беспомощный набор угроз, осуществление которых вряд ли удалось бы. Если бы он принял их всерьез, то заткнул бы меня надолго, изолировав от телефона навсегда. Но он не принял, конечно, всерьез. И ломать, уничтожать меня, лишая себя контакта, который сам выбрал, пока не собирался. Но сам факт шантажа оскорбил Александра до глубины его ранимой и трепетной души убийцы. Рабыня из его постели угрожает ему предательством.

– Убери это сопливое дерьмо с пола и убирайся с ним сама. Ты стала слишком многое себе позволять, подобрашка с дороги. Даже лень объяснять, что может ждать тебя. Сама знаешь. Не такая тупая, как Василиса. Короче, с утра чтобы все были в форме. Я приму решение по поводу сына. Как ему стать человеком. И это будет без вариантов.

В ту ночь я очень ждала Александра в спальне. Я надеялась его как-то размягчить, разговорить, уговорить. Усмирив собственную ненависть, самый настоящий леденящий страх до дрожи, напряжение, натянутость каждого нерва, я была готова на самую отчаянную и откровенную имитацию страсти. Я надеялась задеть в нем хотя бы скотский инстинкт, который он в себе так дорого ценит.

За возможность его удовлетворения он всегда готов был дорого платить. Но не в этот раз. Он ко мне не пришел в ту ночь. Тут был какой-то утробный принцип самца: заставить сына, родную кровь, подчиниться, усмирить его, укротить навсегда, сломать достоинство, принципы и волю к свободе.

Александр не дал мне возможности что-то смягчить, на что-то повлиять. Я была всего лишь женщина, а это деталь, излишняя в мужских разборках.

Что для меня было понятно, что я принимала как единственную данность – так это то, что сильный мужчина с опытом криминального решалы принимает вызов ребенка на равных. И более того. Александр втайне от всех, кроме меня, болезненно справлялся с собственными комплексами неполноценности в сравнении с людьми, которым от природы даны культура, цивилизованное восприятие, способность позитивного общения друг с другом и вытекающее из всего этого отвращение к дикарству.

Справлялся по-своему: то есть находил способ кого-то унизить, кого-то просто убить. И тут он встречает этот страшный для него набор в собственном маленьком, болезненном ребенке. И жгучий протест направлен именно против него, отца, как носителя всего грязного, опасного и подлого.

Александр приготовился к настоящему бою. Это было очевидным, раз он отказался даже от возможности насиловать и истязать меня, утверждаясь в своей мужской силе победителя. Примерно это и есть для него секс со мной. Меня не стоит даже унижать или убивать, как Василису. Меня просто нужно употреблять, как неодушевленный предмет, куклу для расслабления, тело, душа в котором, не закричит, не заплачет от боли. Потому что по факту это не боль, а то, что мы по умолчанию называем любовью.

Александр на полном серьезе часто говорит о том, насколько сильнее он меня любит, чем Василису. И в наборе его зверских представлений это так и есть. Мои представления в расчет не берутся.

Я всю ночь со страхом ждала утра. Коля наверняка тоже.

Началось оно как обычно. Завтрак прошел почти мирно. Но после него, когда мы с детьми разбирали программу первого класса по арифметике, в дверь постучала Феруза и сказала, что Колю ждут в кабинете отца.

Мы вышли с ним вдвоем, дошли до двери Александра, я успела увидеть перед его столом тощую тетку в больших очках с папкой каких-то бумаг. И тут муж захлопнул передо мной дверь.

Я неподвижно простояла, глядя на эту дверь, наверное, около часа. Потом они вышли. Сначала тетка, явно довольная собой и суммой гонорара, за нею Александр, который вел перед собой Колю, крепко сжав его плечо.

Никогда не забуду, каким мне показался в тот момент мальчик. Я не увидела живого, объемного человека. Как будто Александр легко нес над полом вырезанную из бумаги фигурку без лица. Просто белое, смазанное пятно. Что они там с ним сделали? Они вынули из ребенка душу. И я решительно шагнула вперед. Александр не посмеет остановить меня при чужом человеке. Но сначала я улыбнулась ему:

– Саша, ты забыл представить мне нашу гостью. Очень хотелось бы познакомиться. Я – Ксения, мать Коли. Выпьете с нами чаю? У нас сегодня абрикосовый пирог.

– Даже не знаю, – оглянулась на Александра тетка. Голос у нее был сухой, негнущийся. – Да, конечно, я бы выпила чаю. Но господин Груздева сообщил нам, что мать Коли умерла.

– После ее смерти господин Груздев женился на мне. Именно я воспитываю его детей уже несколько лет. И да, я считаю себя их матерью. Тебе кажется иначе, Александр?

– Не кажется. Не начинай. Тут просто разговор формальный. Для протокола, как говорится. Ира, покажи ей свои документы. Николай, иди в свою комнату.

– Иди, мой дорогой, – я сжала ледяную руку мальчика. – Я скоро приду к вам.

Он ушел, а я повернулась к очкам на длинном носу.

– Мне показать вам наше брачное свидетельство, какие-то другие документы, подтверждающие мою личность?

– Не надо, – пожала она плечами.

– А мне надо. Покажите, пожалуйста, свое служебное удостоверение, другие документы, подтверждающее ваше право в чужом доме говорить с ребенком без его матери.

– Мачехи, – поправила она меня довольно злобно.

– О терминах могла бы поспорить, но не сейчас.

Александр насмешливо произнес: «Начинается концерт-спектакль», пошел к бару, налил себе стакан виски и оттуда распорядился:

– Ира, покажи ей все. Она думает, я бабу от трех вокзалов привел. Все серьезно, моя дорогая.

Из большого, потрепанного портфеля появились удостоверения поручения на бланках разного уровня, распоряжения за всякими подписями с печатями. Мой муж, кажется, серьезно подготовился к возможной помехе в моем лице. За одно утро ему настрогали пакет документов, который свалит любой суд, не говоря о полиции. А Ирка, она же Ирина Васильевна Осипова, оказалась заместителем председателя комиссии по делам несовершеннолетних нашего района. Она же – представитель в судах в интересах ребенка по заявлению одного из родителей, она же – психолог по теме: «без тренировки не выговоришь», она же – посредник между службой опеки и учреждениями психиатрической коррекции детей, она же…