Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это все твои вещи? — насмешливо хмыкнул Роман. — Богато живешь!
И Алик безмолвно переселился на кухню. Пока. До поры до времени. Правда, никто не имел представления о том, как долго это время может продлиться.
— Алечка… — робко, неуверенно завела после ужина разговор мать.
Она мучительно разрывалась между тремя неустроенными и несчастными детьми. Алик не дал ей договорить.
— Я все понимаю, мама, — вздохнул он. Мать снова заплакала…
Потом началось самое страшное…
* * *
Роальд стал бродить за Катей по квартире. Едва Катя переступала вечером порог, Алик буквально приклеивался к ней и таскался всюду по пятам.
— Хвостом работаешь? — недобро поинтересовался Роман. — Скоро возле сортира ее караулить станешь… Ты совсем обалдел, братишка?
— Да, — просто признался Алик.
И Роман надолго задумался, изредка пристально оглядывая младшего брата.
Катя Аликовых взглядов не замечала. Она была счастлива. Жили Роман с Катериной хорошо. И порой, мельком посматривая на себя в зеркало, Алик печально думал, что он некрасивый. Совсем не похож на Романа, высокого, плечистого, с вьющейся неразберихой волос и глазами в пол-лица, над которыми удивленно размахнулись темные брови.. Алик даже искренне забывал о том, что брат без ног. Ему это сейчас казалось незначительным обстоятельством.
Через несколько месяцев Катя стала раздражаться.
— Что ты ходишь за мной? Не мешай, я буду варить борщ!
Алик равнодушно и удивленно вскидывал плечи.
— А куда мне деваться? Я все равно живу на кухне. Так что куда ты — туда и я.
Катя ненадолго умолкала. Логика оставалась на стороне Роальда.
— Алечка… — вновь робко попробовала заговорить с младшим сыном мать.
И он опять ее оборвал. На этот раз довольно резко.
— Я могу смотреть на кого угодно и сколько угодно в своем родном доме!
И мать в который раз привычно заплакала… Отец хмуро отмалчивался. Попыталась вмешаться Полина.
— Братик, — она прижала к себе упрямую взъерошенную дерзкую Алькину голову, — ты ведь понимаешь, мы должны жить ради Романа. Помогать ему. Думать и заботиться о нем.
Слова подбирались беспомощные, нескладные и чужие.
— Заботиться? — холодно повторил Роальд. — А Катя на что? Знаешь, Поля, я понимал, понимал вас всех, и надоело. Я устал во всем разбираться. Теперь хочу не понимать!
Полина испугалась по-настоящему. Ей тоже очень тяжело жилось. Она любила обоих братьев, тосковала по своему женскому заблудившемуся счастью и чувствовала себя в доме почти лишней. Ушла бы к мужу — освободила бы столь необходимую им комнату… Но уходить Поле было совершенно некуда.
— Тебе нравится Катя? — прошептала Полина.
— Очень, — тихо отозвался Алик. — Поля, что же мне делать? Я не знаю…
Полина тоже не знала. Она растерялась, заметалась в отчаянии перед непростой ситуацией и вернулась к своим обычным, ненадолго приносящим облегчение ночным слезам.
Катя продолжала психовать все сильнее. Роман нервно замыкался в себе. Над Суровцевыми нависла новая, абсолютно неожиданная беда.
А Роальд действительно не хотел ничего понимать. Он полюбил впервые, впервые ощутил в себе власть эгоистичного чувства, жестко диктовавшего свои законы, и полностью подчинился ему, не задумываясь ни о чем.
Разве он собирался отобрать Катю у брата? Ерунда! Ему не приходило в голову ничего подобного. Чего же он хотел и добивался? И этого он не знал. Просто полюбил впервые в жизни… И не смог, не пожелал подавить в себе увлечение. А зачем, ради чего ему себя ломать?
Весной он заканчивал школу. Суровцевы радостно готовились к выпускному. Роман подарил брату отличную бритву. Первую в Алькиной жизни.
А после праздника, когда Роальд уже поступил на психологический факультет МГУ, Роман внезапно расстался с Катей.
Об их последнем разговоре так никто и не узнал. Катя молча, тихо сложила свои немудреные пожитки и так же молча ушла. Навсегда.
— У вас тут слишком боевое братство, — сказала она на прощание.
Милый скуластик…
А Роман начал просить милостыню в метро.
Это было совершенно лишнее. На жизнь Суровцевым вполне хватало. Но Роман демонстративно, на грани срыва, заявил, что не желает сидеть на шее родителей и сестры. И раз уж родная страна не хочет о нем заботиться, он позаботится о себе сам. Он начал раздражаться, срывал свое настроение на родителях, кричал на Полину, которая мучилась с низким давлением и часто бродила вялая, полусонная и почти обессиленная.
Роальд по-прежнему жил на кухне. Вернуться к брату не захотел…
Учиться ему нравилось. Можно каждого разложить до мельчайших подробностей души. Человек часто сам не знает, что у него прячется где-то в глубине. Эти тайны иногда проявляются в сложных ситуациях или просто случайно — основная мысль философии экзистенциализма.
Он обожал пускать пыль в глаза, очаровывать и потрясать хрупкое воображение юных девиц непонятными словами и умными сентенциями. «Трепло, — часто беззлобно ворчал Роман, — понахватался знаний… А в пустой голове они звенят, как в пустой бочке».
Роальд не обижался.
Он стал подрабатывать мойщиком машин, там очень хорошо платили, и снял себе квартиру. Несколько женщин, которых он даже не запомнил, мелькнули, вроде осенних листьев на ветру… Жизнь казалась пустой, лишенной всякого смысла и содержания. Зачем все это? — все чаще и чаще думал Роальд.
Катю он больше не видел.
Олины надежды быстро растаяли в жарком блеске черных скудинских глаз. Никакие замены его не устраивали. Во всяком случае, в Олином лице. Она была теперь хорошо наслышана — он сам похвалялся на каждом шагу! — что у Игоря множество девок.
— И что интересно! — хвастал он в школьном коридоре Юрию так громко, чтобы хорошо расслышали окружающие. — Ты понимаешь, замечаю вдруг, что у меня сплошь одни подружки! Одна другой передает! Во как!
— Обана! Слух о тебе прошел по всей Земле великой?.. — усмехнулся Юрий.
— Ну да! — ярко засиял Игорь. — Именно так! Рассказывают они друг дружке обо мне!
Ольга постояла, послушала… Почему-то ей стало очень противно и горько… И поплелась восвояси…
Юрий внимательно посмотрел ей вслед. Игорь ничего не заметил.
Теперь надо было выживать и забывать… А это не так просто. Но Ольга очень старалась.
Начитавшись рекламных газет, она надумала выйти замуж за рубеж и изучила все объявления иностранных женихов, мечтающих обзавестись русскими женами. Ольга выбрала одного и проворно настрочила ему письмо по-английски.