Двум амазонкам она сделала подсечки, с третьей сорвала боевой пояс, сбив всех трех с ног. Затем, ловко лавируя между ногами сражающихся девятифутовых воительниц, начала дергать шнурки от сандалий, развязывая их.

Я подобрал упавший в траву боевой пояс и побежал к краю поля. Там, на безопасном расстоянии от царившего хаоса, я смог спокойно достать духовую трубку и сунуть в карман кожаный мешочек с дротиками.

Переведя взгляд на неразбериху в центре стадиона, я заметил локулус, катящий к брату Димитриосу. Он подхватил его с выражением крайнего изумления на лице:

– Клянусь богами, он у меня! Он у меня!

Услышав это, одна из амазонок покинула схватку и с дубиной наготове побежала к нему.

Кажется, я услышал шепот Димитриоса:

– О нет…

– Бросай сюда! – крикнул Торквин.

Из-за мешанины из тел я смог разглядеть лишь, как локулус пролетел над толпой и упал прямо в руки Торквину. Я перевел взгляд назад – узнать, что стало с братом Димитриосом, но в этот момент куча-мала разделилась, пропуская кого-то.

Я застыл на месте.

Вне себя от ярости, Цинтия скользила в мою сторону, размахивая луком. Прежде чем я успел что-либо предпринять, она уже опустилась на колени и нацелила стрелу мне в голову.

– Никто не обманывает Цинтию, – объявила она.

– Не-е-ет! – прогремел вопль Торквина.

Я услышал «памм» от дрогнувшей тетивы. Увидел летящий мне в глаз наконечник. Я знал – пригнуться не успею.

Мелькнувший слева от меня синий росчерк стал для меня полной неожиданностью. Что-то врезалось в стрелу, сбив ее с курса. Я упал на колени, а Цинтия сердито закричала что-то на греческом.

Слева от меня стоял Торквин с открытым ртом и выпученными глазами, в его руках больше не было локулуса. Справа от меня на земле лежала выпущенная Цинтией стрела.

А вокруг меня валялись осколки локулуса, на который наступила, а потом еще и лягнула его проскакавшая мимо в безумном галопе Чингис.

Крик зародился тоненьким воем и завершился мощнейшей сиреной из всех, что я когда-либо слышал. Он прокатился по стадиону, усиливаясь собственным эхом, и вскоре превратился в целый хор умирающих.

Цинтия, стоя на коленях, с ужасом смотрела на разбитый локулус.

Я пробежал мимо нее, рухнул в грязь и принялся торопливо подбирать осколки:

– Марко, Касс!

Они опустились по бокам от меня и начали помогать. Мы то и дело оглядывались на Чингис, все еще не пришедшую в себя после случившегося. Осколки впивались в ладони, рассекая кожу до крови.

– Похоже… на стекло, – сказал я. – Кто-нибудь слышал что-нибудь о том, чтобы локулус был сделан из стекла?

– Назад! – приказал Торквин и дернул меня за плечо. Очень вовремя – взбешенная Чингис едва не попала по мне копытом.

Этот локулус оказался намного тоньше того, который я бросил под поезд в Нью-Йорке. Тот разлетелся на несколько дюжин осколков, а этот – на миллионы. И не успевали мы подобрать несколько, как их тут же выбивала из наших рук и втаптывала в грязь обезумевшая Чингис.

– Что делать? – в отчаянии спросил Касс.

Я лишь помотал головой, не зная, что сказать.

Амазонки начали собираться вокруг своей богини, падая на колени и опуская головы. Кто-то сочувственно подвывал. И никому не было до нас дела.

– Идем, – позвал Торквин. – Уходим.

– Но… – начал я.

– Нужно убираться отсюда, – заявил он. – Сейчас.

Я встал и попятился. Ситуация была безнадежной. Торквин провел нас через зонское месиво. Женщины собирали осколки, пытались успокоить Цинтию и без особого повода начинали вдруг выяснять отношения. Это был полнейший хаос. Я понимал: Торквин прав. Мы должны были уйти, пока у нас была такая возможность.

Но когда я повернулся, я заметил лежащего на траве брата Димитриоса. Элоиза склонилась над ним с выражением такого шока на лице, что мы бросились к ней.

– Что случилось? – спросил Касс.

– Он бросил мне локулус, – сказал Торквин. – И зонки его ударили.

Вокруг головы Димитриоса блестела лужа крови. Его лицо серело на глазах, и когда он повернулся ко мне, я заметил глубокую рану у него на виске.

– Дж… Дж…

– Нужно помочь ему! – закричал я.

– Нет! – поморщившись, выпалил Димитриос. – Слишком поздно. Вы должны… продолжить…

– Давай, Джек, поднимем его, – предложил Марко.

– Нет… Нет! – повторил Димитриос. Его веки затрепетали, говорил он с трудом. – Д-Джек… Я… Я был… не прав…

– О чем вы? – спросил я. – Вы бросили локулус Торквину. Это спасло мне жизнь!

Он влажно кашлянул, и из его рта вылетели капли крови. Когда он вновь посмотрел на меня, у него из глаз бежали слезы:

– Джек… Геро…

– Это вы герой! – не дослушал я.

– …страт…

Веки Димитриоса дрогнули и закрылись.

– Димитриос, очнитесь! – Касс захлопал его по щекам. – Что вы имели в виду? Джек, почему он это сказал?

– Я не знаю, – ответил я. – Брат Димитриос, при чем тут Герострат?

Губы старого монаха дрогнули, как если бы он хотел что-то сказать, но вместо этого его голова упала набок. Тело обмякло.

Торквин прижал пальцы к шее Димитриоса в попытке нащупать пульс.

– Мертв, – объявил он.

Элоиза тихо заплакала.

– Нет. Нет, – пробормотала она между всхлипами. – Димитриос был немного гадким, но он этого не заслужил…

Касс молча прижал ее к себе одной рукой.

Силы разом покинули меня, и я сел прямо на траву. Я понимал: необходимо было бежать. Каждая проведенная здесь секунда приближала нас к участи быть пойманными зонками. Но я не мог пошевелиться. Я ничего не чувствовал.

Профессор Бегад… Дария из Вавилона… и теперь Димитриос. Все они умерли из-за поисков локули. Поисков, которые отныне было бессмысленно продолжать.

– Это я виноват… – пробормотал я. – Это была моя идея – представить Марко как Элоизу. И из-за этого Димитриос умер, а локулус разбился!

– Брат Джек, ты видел эту бешеную кобылу? – сказал Марко. – Без обид, но Элоиза с ней бы не справилась.

– Я виноват, – буркнул Торквин. – Он бросил мне локулус.

В этот момент одна из зонок, толпившихся вокруг Цинтии, указала на нас и закричала что-то своим подругам.

– Ох мать, – насупился Торквин. – Пора уходить.

– Мы не можем его здесь оставить! – воспротивилась Элоиза.