Но теперь посторонние люди откроют эту дверь, поднимут полотно и увидят картины. Что они подумают?

— Пока, насколько мне известно, мы не нашли ничего, если не считать пропавших сапог Гилейн.

— Так вы их нашли, — сказала Рут. — Эта старая сука обвиняла меня в том, что я их у нее похитила.

— Они были найдены в живой изгороди между ее домом и вашим, — уточнил Гамаш.

— Подумать только, — пробормотала Рут.

Гамаш заметил, что Мюндены ждут его на краю поля.

— Прошу меня простить.

Он быстро подошел к молодой паре и их сыну, и все вместе они направились к палатке Старика Мюндена. Там было полно изготовленной вручную мебели. Гамаш знал, что по выбору профессии всегда можно судить о человеке. Мюнден решил изготавливать мебель, изящную мебель. Зоркий глаз Гамаша скользил по столам, шкафам, стульям. Это была тщательная, кропотливая работа. Все соединения плотно подогнаны друг к другу без всяких гвоздей, все детали великолепные, наборные, обработка ровнейшая. Все безупречно. Такая работа требовала времени и терпения. И молодому плотнику наверняка не удавалось получить за свою работу столько, сколько стоили эти столы, стулья, буфеты на самом деле.

Но Старик Мюнден все равно делал то, что делал. Необычно для молодого человека в нынешнее время.

— Чем мы можем помочь? — спросила Жена, дружелюбно улыбаясь.

У нее были очень темные короткие волосы и большие задумчивые глаза. Одежда на ней была многослойная и казалась одновременно удобной и богемной. Мать-земля замужем за плотником, как-то так.

— У меня к вам несколько вопросов. Но сначала расскажите мне про вашу мебель. Она великолепна.

— Merci, — слегка поклонился Мюнден. — Большую часть года я делаю мебель, чтобы продать ее на ярмарке.

Гамаш провел своей большой ладонью по ровной поверхности комода:

— Великолепная полировка. Пользуетесь парафином?

— Нет, мы пока не хотим, чтобы наша мебель возгоралась, — рассмеялся Старик. — Парафин — легковоспламеняющееся вещество.

— Тогда, наверное, морилкой?

Красивое лицо Старика Мюндена сморщилось в улыбке.

— Вы, вероятно, приняли нас за «ИКЕА». Дешево и сердито, — пошутил он. — Нет, мы пользуемся пчелиным воском.

«Мы», — подумал Гамаш. Он наблюдал за этой молодой парой всего несколько минут, но успел понять, что они представляют собой сплоченную команду.

— И много удается продать на ярмарке? — спросил он.

— Это все, что осталось, — сказала Жена, показывая на несколько изысканных предметов.

— Все это будет продано сегодня к окончанию ярмарки, — заявил Старик Мюнден. — Потом нужно будет начинать все сначала. Осень — важная часть года, в это время идешь в лес и ищешь дерево. Большую часть работы я делаю зимой.

— Я хотел бы посмотреть вашу мастерскую.

— В любое время.

— Как насчет сейчас?

Старик Мюнден уставился на Гамаша, а тот на него.

— Сейчас?

— С этим есть какие-то трудности?

— Понимаете…

— Ничего страшного, Старик, — сказала Жена. — Я тут присмотрю за всем. А ты поезжай.

— Если не возражаете, мы возьмем с собой Шарля, — сказал Старик Гамашу. — Жене будет трудно управляться с ним и с клиентами.

— Я настаиваю на том, чтобы он поехал с нами, — сказал Гамаш, протягивая руку мальчику, который ухватился за нее без всяких колебаний.

Гамаш почувствовал укол в сердце, когда он понял, как важен для родителей этот мальчик, какой ценностью он навсегда останется для них. Ребенок, который живет в постоянном состоянии доверчивости.

И как трудно будет родителям защитить его.

— Я за ним присмотрю, не волнуйтесь, — сказал Гамаш Жене.

— Я не за него беспокоюсь, а за вас, — возразила она.

— Прошу прощения, — сказал Гамаш, протягивая ей руку. — Не знаю вашего имени.

— Вообще-то, меня зовут Мишель, но все называют меня Жена.

Рука у нее была жесткая, мозолистая, как и у мужа, но голос был красивый, полный теплоты. Это голос немного напомнил ему Рейн-Мари.

— Почему? — спросил Гамаш.

— Началось это с шутки, а потом прилепилось. Старик и Жена. И эти прозвища нам подходят.

Гамаш согласился с ней. Прозвища и в самом деле подходили этой паре, которая жила в своем собственном мире среди собственных прекрасных творений.

— Пока. — Шарль помахал рукой, выставив средний палец.

— Фу, как нехорошо, — пожурила его мать.

— Это не я придумал, — возразил он, но не стал ябедничать на Рут.

Старик пристегнул сына к сиденью, и они выехали с парковки.

— А Старик ваше настоящее имя?

— Меня всю жизнь звали Старик, но мое настоящее имя Патрик.

— Давно вы здесь живете?

— В Трех Соснах? Несколько лет. — Он ненадолго задумался. — Боже мой, уже одиннадцать лет прошло. Поверить трудно. Первый, с кем я познакомился, был Оливье.

— А как люди к нему относятся?

— За «людей» не скажу, но я знаю, как к нему отношусь я. Мне нравится Оливье. Он со мной всегда по-дружески.

— Но не со всеми? — Гамаш отметил дрожь в голосе собеседника.

— Некоторые люди не понимают ценности того, чем владеют. — Старик Мюнден сосредоточился на дороге, он вел машину осторожно. — А многие просто хотят учинить свару. Они не желают слышать, что их старинная вещь всего лишь старье. Не имеет никакой цены. Это выводит их из себя. Но Оливье знает, что делает. Здесь многие заводят торговлю старинными вещами, однако слишком мало людей понимают, что делают. Оливье понимает.

После нескольких секунд тишины, когда оба смотрели в окно, Гамаш заговорил:

— Мне всегда было любопытно, где дилеры находят старинные вещи.

— У большинства есть наводчики. Люди, чье занятие — посещение аукционов, знакомство с жителями данного района. В основном с пожилыми людьми, которые могут быть заинтересованы в том, чтобы продать свои старые вещи. Здесь если кто постучится в ваши двери в воскресное утро, то это скорее наводчик, чем свидетели Иеговы.

— И у Оливье есть наводчик?

— Нет, он сам этим занимается. Он собственным горбом зарабатывает свои деньги. И знает, что чего стоит. Он хороший парень. И справедливый. По большей части.

— По большей части?

— Ну, ему ведь надо получать прибыль, а многие вещи нуждаются в реставрации. Он отдает старые вещи мне на восстановление. А это требует немалой работы.

— И вы наверняка берете с него меньше, чем стоит ваша работа.