много лет после этого конфликта не могло наладить сбор налогов, термин «налоговые неплатежи» надолго въелся в экономический лексикон России. Минфин по-прежнему будет продавать свои стратегические запасы, в том числе палладия, и делать взаимозачеты между платежами предприятий и естественных монополий.

ГКО

– Пирамида?

Ельцина зацепило это слово, поэтому он его и повторил. До этого он все время молчал и никак не мог уловить ход разговора. Рассказ об облигациях, может, и был очень важным, но казался техническим, со множеством сложных деталей. Президент не очень хорошо себя чувствовал, в голове роились плохие мысли. В стране одна проблема накрывала другую: тяжелый разгром чеченских боевиков в Первомайском, многотысячные забастовки то работников просвещения, то шахтеров, провал на выборах проправительственной партии «Наш дом – Россия», отставка Чубайса, наконец. Вечно все к нему цепляются. А тут опять эти нерезиденты, которых надо пустить на российский рынок ГКО.

Слово «пирамида» щелкнуло, словно тумблер, сфокусировало президента на теме совещания, остальные мысли ушли на второй план. Ельцин повторил вопрос:

– Какая пирамида?

Дубинин оглянулся на Черномырдина, который зачем-то употребил это дурацкое слово. Дескать, некоторые говорят, что ГКО – пирамида. Раз сказал, теперь придется отвечать. Дубинин понимал: если пауза затянется на этом слове, важное совещание о ГКО примет непредсказуемый оборот, поэтому он быстро собрался и ответил:

– ГКО – не пирамида. Рынок ГКО надежен и непотопляем[138].

Ельцин молчал и внимательно слушал. Дубинин решил перевернуть разговор вспять.

– Речь о допуске иностранцев на рынок ГКО. Нынешние ограничения не работают. Иностранцы присутствуют на рынке, но по серым схемам: либо через наши российские банки-партнеры, либо через свои дочерние компании, зарегистрированные в России.

Ельцин опять оживился.

– И кто ж эти схемы из наших проводит?

– Да многие. Объединенная финансовая группа Федорова (Бориса), например, или финансовые компании Гусинского, Национальный резервный банк[139].

Ельцин хмыкнул. «Хитрые бестии», – подумал он про себя. Конечно, он хорошо помнил тему нерезидентов. Еще Геращенко ему втолковывал, что их лучше пустить в Россию. Тогда, правда, имелось в виду, что надо разрешить иностранным банкам работать на российском рынке, а не только на рынке ценных бумаг. Ельцин поморщился от тех воспоминаний. Шума было ого-го как много: Геращенко – одно, банкиры – другое.

Банкиры, в первую очередь Березовский, отговаривали, убеждали, что нерезиденты опасны, задушат неокрепшего российского банкира как вид. Еще фээсбэшники подпевали: пугали, что если иностранцев пустить, то кончится это плохо, Россия станет полностью подконтрольна Западу, в том числе через банки, которые являются кровеносной системой экономики. У Ельцина прямо отпечаталось в памяти лицо главы ФСБ Михаила Барсукова, когда тот растягивал слова: «Не-ре-зи-денты не-це-ле-со-образны». Барсуков сощурился тогда так, как Ельцин не любил. Президент терпеть не мог, когда глава ФСБ так щурился. Ну, послушался, пожалел банкиров. Фээсбэшники – ладно, их можно было бы и не слушать, а банкиры, хоть и прохвосты часто бывают, делают важное дело – обеспечивают рыночную экономику. Нерезидентов тогда не пустили. А теперь, значит, российские банкиры своих иностранных коллег протаскивают по серым схемам на рынок внутренних займов. Именно поэтому Ельцин и хмыкнул. Нерезиденты рады были покупать российские ГКО из-за высокой доходности, которую невозможно было получить ни в США, ни в Европе.

Дубинин, уловив перемену настроения Ельцина в лучшую сторону, заговорил твердо:

– Можно, конечно, продолжать закрывать возможности вложений для нерезидентов, но продуктивнее кажется создать систему контроля и открыть им доступ. Борьба административными методами малоперспективна[140].

Ельцин обратился к министру финансов Владимиру Панскову:

– Что скажешь?

Тот как будто ждал вопроса и быстро отрапортовал:

– Согласен. Приход нерезидентов привлечет средства для погашения дефицита бюджета. Расходные обязательства растут. Деньги крайне необходимы.

Ельцин опять хмыкнул: «Деньги. Деньги необходимы».

Он не хотел долгой дискуссии по этому вопросу, тема нерезидентов его уже утомила. Сам он не разбирался в экономике, всегда приходилось кому-то доверять. Иногда, наверное, не угадывал, кому именно. «Ну, раз министр и глава ЦБ думают так, да это еще и даст денег, то пусть пускают, – подумал Ельцин. – А раз говорят, что эти самые нерезиденты могут дать больше денег, значит, пусть дают». Собираемость налогов падала, правительство было не в силах собрать нужный для социальных выплат и первоочередных нужд объем средств. Помощь олигархов, лихо прокрутивших операцию с залоговыми аукционами, оказалась фикцией. Проблемы наваливались одна за другой. Ельцин не мог отказаться от новых расходов. Через несколько месяцев должны были пройти выборы президента, и деньги были ой как нужны. Ельцин качнул головой и недовольно буркнул:

– Понятно все. Пускайте.

Его утомили эти обсуждения, хотелось все закончить и полежать хотя бы пять минут.

В конце января 1996 года Центробанк разрешил иностранцам покупать государственные краткосрочные обязательства в больших количествах, чем раньше. С 1994 до 1996 года они могли приобретать только 10 % от общего объема эмиссии со специальных счетов в коммерческих банках. В конце января 1996 года совет директоров ЦБ разрешил приходить иностранцам сверх лимита в 10 %, а в июле принял новую схему допуска на рынок внутреннего госдолга нерезидентов, создав для них специальные счета под названием «С».

Рынок государственного долга начали формировать задолго до этого, первое размещение прошло еще в 1993 году. Но большую часть дорогих займов сделали в тот самый натужный 1996 год. Если за три года – с 1993-го по 1996-й – разместили ГКО на 65,7 миллиарда рублей, то в одном только 1996-м – на 138 миллиардов[141]. Сто тридцать восемь миллиардов дорогущих денег. Проценты по ГКО были такими высокими, что неудивителен интерес иностранцев к бумагам. Девяносто шестой был единственным годом, когда выпустили так много ГКО.

Выборы заливали деньгами; победу доставали, точнее, покупали любой ценой. Именно в тот год зацементировали платформу для будущего финансового кризиса. Страна дорого заплатит за быстрые решения. Государство так много возьмет в долг под сумасшедшие проценты, что очень скоро не будет знать, как выпутаться из этой истории.

Но это все будет потом, а пока правительству казалось, что оно наконец нашло палочку-выручалочку – легкий способ финансирования. Деньги падали с неба, и всех это устраивало. И не заметили, как ГКО стали превращаться в параллельную валюту. Некоторые высокопоставленные чиновники не удерживались и лично вступали в эту игру. Например, тот самый горячий первый зампред Центрального банка Сергей Алексашенко, отвечавший за денежно-кредитную политику, покупал ГКО, а также сам Чубайс, дочери Ельцина, министр иностранных дел Андрей Козырев. Около восьмисот чиновников играли в эту государственную финансовую игру[142].

Чиновники жили «здесь и сейчас», мало кого интересовало, что будет потом. Чубайс, возглавлявший в первой половине 1996 года избирательный штаб Ельцина, сам звонил в Минфин и требовал увеличить выпуск ГКО. Минфиновцы вздыхали, объясняли, что нельзя так, с российского рынка уже все спылесосили давно, а иностранцы – товарищи ненадежные, любят так называемый carry trade устраивать, когда они на валюте разных стран играют, используя разные процентные ставки. Они заходят на интересный в данный момент рынок, поднимают его до небес, а