в государственные ценные бумаги[130]. Круговорот бесплатных денег вновь заработал. Этот поток обрушился на экономику, и на фоне нестабильной политической ситуации, когда никто не был уверен, удастся ли Ельцину выиграть выборы, все стали скупать валюту. Центробанк наращивал интервенции; с таким трудом накопленные международные резервы таяли, как весенний снег. Только за второй квартал 1996 года ЦБ потратил почти пятую часть международных резервов на поддержку курса. Это было очень много. Уверенности, что при наличии политической напряженности между двумя турами выборов Центробанку удастся удержать рубль, не было. А тут вдобавок 16 мая Черномырдин выкатил поручение отдать правительству десять триллионов рублей прибыли.

Это был словно приговор с таким трудом выстраданной и едва установленной более-менее строгой денежно-кредитной политике. Молодой, амбициозный и горячий первый заместитель Дубинина Сергей Алексашенко стоял намертво: мы не будем печатать деньги ни при каком раскладе. После поручения Черномырдина Дубинин и Алексашенко написали в правительство подробное письмо, в котором говорилось, что ждет страну при залповой эмиссии в десять триллионов рублей: инфляция, девальвация и экономическая дестабилизация. «За пять-шесть недель Россия может растерять все то, что она достигла за четыре года упорного движения вперед… все то, что составляет результат экономической политики»[131].

Президента и премьера эти высокопарные слова не пугали. Выигрывать выборы нужно любой ценой, здесь и сейчас. Это суровая реальность, а письма Дубинина – экономические пугалки будущего.

Двадцать второго мая 1996 года президент издал указ № 753 «О перечислении прибыли Центрального банка Российской Федерации в федеральный бюджет», в котором Центробанку России рекомендовалось перевести в федеральный бюджет уже в мае пять триллионов рублей[132].

Для центробанкиров это прозвучало как гром среди ясного неба. Именно по этому поводу и было решено собрать экстренный совет директоров Центрального банка – прямо в больнице, куда Дубинин загремел с очередным приступом тромбофлебита[133].

Белые халаты, заботливо подготовленные медсестрой Аленой, все семь приехавших членов совета директоров[134] послушно надели. А вот тапочки – не стали. «Глупо как-то», – буркнул один из старейшин ЦБ Вячеслав Соловов, увидев белые тапочки. «Глупо – не то слово. Просто идиотизм», – порывисто отреагировал Алексашенко, имея в виду пятитриллионную эмиссию. Соловов, автор зачета 1992 года, который двадцать лет был главным бухгалтером Госбанка СССР, не считал эмиссию глупостью, но спорить не стал. Прошло всего четыре года, но в Центробанке настали другие времена; теперь верными считались иные правила. Соловов отодвинул тапочки и прошел в комнату в обуви, за ним потянулись остальные. Андрей Козлов, принявшийся было расшнуровывать ботинки, последовал примеру коллег, завязал шнурки и прошел в комнату обутым.

Все сели за стол и стали молча смотреть на Дубинина, который странно выглядел в джинсах и полосатой рубашке. Глава Центрального банка после короткого хмыканья сразу перешел к делу.

– Спасибо, коллеги, что приехали на экстренный совет директоров Центрального банка. Вопрос срочный. Уверен, что вы уже ознакомились с указом о перечислении прибыли Центрального банка в федеральный бюджет.

Собравшиеся заерзали в креслах, послышался вздох. Дубинин продолжал:

– Нам нужно подумать, как отреагировать.

– А что тут думать? – Алексашенко перехватил инициативу. – В указе написано: «…рекомендовать Центральному банку». А мы в рекомендациях не нуждаемся. Тем более что законы мы должны исполнять, а указы президента для нас недействительны. Такой указ выполнишь – потом такое начнется, что мама не горюй. Мы же обо всем написали в письме правительству. Неужели непонятно?

– Политическая ситуация непростая, – пытался продолжить Дубинин.

Алексашенко не мог остановиться и тихо комментировал:

– Как будто она у нас когда-нибудь была простой.

Слово взял Андрей Козлов.

– Этот указ противоречит закону о Центральном банке. Противоречие очевидно, поэтому правильным будет отказаться исполнять указ. Мы просто не имеем права нарушать закон о ЦБ.

Алексашенко, который собирался насмерть стоять за отказ от эмиссии, с благодарностью посмотрел на Козлова. Все остальные члены совета директоров поддержали молодых коллег: какие бы ни были у них взгляды, но нарушать закон никто не хотел.

Дубинин согласился.

Халаты сложили в коридоре аккуратной стопкой, попрощались с Дубининым, пожелали ему поправиться побыстрее и разошлись.

«Надо же, какие тихие и аккуратные», – думала Алена, провожая их взглядом. Она была довольна, что совет директоров прошел успешно, без проблем. Теперь и ей будет что рассказать Зое Николаевне.

После больничного совета директоров Дубинин отправил в правительство письмо с отказом выполнять рекомендации указа и описанием последствий такой меры. Центробанк упрекал правительство в том, что оно саботирует сбор налогов и пытается решить все свои проблемы за счет ЦБ. Этот способ простой, но он приведет к тяжелым последствиям – «всеобъемлющему финансовому кризису». Так писал Дубинин Черномырдину[135]. Центробанк в очередной раз должен был стать палочкой-выручалочкой от всех бюджетных проблем. За предшествующие указу Ельцина два месяца совокупная поддержка бюджета Банком России превысила восемь триллионов рублей, что было сопоставимо по размерам с месячными доходами бюджета.

Но правительство было ненасытным, оно хотело больше и больше. Чем ближе были выборы, тем больше требовалось денег.

Дубинин проводил коллег грустным взглядом и несколько минут рассматривал сложенные халаты. Улыбнулся, когда увидел, как впорхнула милая медсестра и забрала тапочки и халаты.

– Все хорошо? – спросила она.

– Все хорошо, – кивнул Дубинин, – спасибо!

Девушка засияла. Дубинин опять улыбнулся.

– Как вас зовут?

– Алена.

– Спасибо, Алена!

Когда Алена вышла, Дубинин погрузился в тяжелые размышления. Ведь он не стал говорить своим коллегам о состоявшемся вчера тяжелом разговоре с Черномырдиным. Премьер, как всегда, доступно объяснил, что спорить бесполезно и нужно искать компромисс: «Других вариантов нет». В большой политической игре много щепок летит, сказал Черномырдин. Если ЦБ уйдет в глухую оборону, от очередных отставок никто не застрахован, и горячий Алексашенко первым полетит на вольные хлеба.

Дубинин не рассказал коллегам, что уже попросил свою сотрудницу Надежду Иванову рассчитать разные сценарии последствий эмиссии. Он не упомянул, что сам выбрал сумму в пять триллионов: такая эмиссия ухудшала положение, но не настолько сильно, как десять. Изучив разные сценарии, он выбрал между плохим и очень плохим и позвонил Черномырдину со словами: «Если правительство внесет пять триллионов, то ущерб будет относительно приемлемым. Я гарантирую, что мы исполним такое решение». На том и остановились.

Всего один день потребовался, чтобы принять в трех чтениях закон в Государственной Думе, одобрить в Совете Федерации и подписать у президента. Пятого июня 1996 года, за одиннадцать дней до президентских выборов, был принят закон о том, чтобы прибыль Центробанка в размере пяти триллионов рублей перечислить в бюджет[136]. Большая часть средств должна была пойти на зарплату бюджетникам, меньшая – на расходы по разделу «Национальная оборона». С законом совет директоров Банка России спорить не стал.

Пять триллионов были выпущены в срок[137]. Ельцин с трудом, но выиграл выборы и стал президентом во второй раз. Коммунистический реванш не состоялся.

Всеобъемлющего финансового кризиса сразу после выборов не случилось, но экономическая политика принципиально не изменилась. Правительство еще