— Откуда знаешь? — Малюта, пристально глядя в глаза директору, подался вперед.

— Предполагаю так. Живой — прибыл бы, — хладнокровно ответствовал Галактион Давидович.

Он отомкнул серебряным ключиком шкатулку слоновой кости, исполнившую в благодарность куплет гимна «Правь, Британия», и рядом с Малютой лег пухлый конверт.

— Сколько он Капкану задолжал? — накрыв конверт волосатой лапой, Малюта обернулся к телохранителю.

— Вроде три, — наугад выдал Хариус.

Малюта пересчитал деньги и убрал конверт в карман.

— Сходится. Все до копья. — Деньги, как бесспорное доказательство, заставили его признать непричастность исполнительного директора к исчезновению Капкана. — Ладно, Галя. Ты — чистый.

В конверте лежало пять тысяч долларов.

— Добрый денечек, Глеб Анатольевич! — подобострастно приветствовал Малюту официант Гриша Стручков с подносом и белоснежной салфеткой на сгибе руки.

Малюта кивнул ему из заоблачной высоты.

— Расскажи про поэта, что знаешь. — Князь отвернулся к окну, словно дальнейшее его мало беспокоило. — Тот опасный человек, что с Капканом уехал, еще раз потом сюда показывался. Вроде как Павлика искал. Павла Андреевича, земля ему пухом. А сам — из Кривого Рога.

— Абсолют! — с готовностью подтвердил Гриша. — Я его еще спустя в камере встретил!

— Спустя что? — вскинул брови Глеб Анатольевич, не одобрявший однополой любви.

— Спустя примерно месяц, как он Павла нашего Андреевича выслеживал, шпик, — развернуто пояснил официант. — В районном отделении Крылатского. Теща у меня замуж выходила — на Осеннем бульваре она прописана, — ну и драка там случилась по русскому обычаю. Американцы, Глеб Анатольевич, до усеру не напиваются, извините за резкость. Потому и достигли, подлецы. А так пришлось мне зачинщиком пойти, чтоб не испортить обедню.

— По существу говори. — Малюта нетерпеливо дернул запястьем и посмотрел на циферблат.

— Вот я и говорю, — занервничал Гриша. — Его в красном халате на голый торс привели. Но я виду не подал. Кто его знает, мокрушника? Там же лампочка тусклая по уставу. А вдруг у него халат кровью заляпан? Может, это кровь-то Капкана и была, Павла Андреевича нашего?

После такого дерзкого предположения у Хариуса отвисла челюсть, а Малюта загасил окурок, не попав в треуголку, о маникюрный футлярчик исполнительного директора.

— Номер отделения, — прохрипел он, вздрогнув.

Официально теща Стручкова замуж выходила по шестому разу, потому номер отделения милиции Гриша успел выучить наизусть.

Выхватив мобильный телефон, Глеб Анатольевич пробежался пальцем по кнопочкам.

— Говорите после звукового сигнала! — услышал он в трубке веселый голос Лыжника.

— Ты у нас в помощниках депутата числишься? — спросил Малюта.

— Лидера фракции «Честный передел», — уточнил свое политическое кредо Лыжник. — Владимира Иннокентьевича Раздорова. Мы его избирательную кампанию финансировали.

— Корка при тебе?

— Обижаешь! — заржал мастер спорта по биатлону. — Я же, бля, курирую от фракции комитет по борьбе с организованными преступниками! Участие в любой момент может потребоваться! В городе сам знаешь какая обстановка! Криминал во власть, падла, рвется!

— Записывай. — Мафиози продиктовал подручному номер отделения и приметы Гришиного сокамерника.

— В халате, значит? — хмыкнул отставной биатлонист. — Ну-ну! Такого придурка они вряд ли скоро забудут! Раскидаю проблемы и через пару дней наведаюсь!

— Правильно, — согласился Малюта. — Вот прямо сейчас и поезжай. Я у Галактиона ужинаю. Жду информации к десерту: адрес, телефон, место работы, наличие судимостей, родственники в Израиле… Что там еще?

— Пол, — невпопад брякнул Гриша, прикусив тут же язык.

— И пол, — уточнил задачу Глеб Анатольевич. — Все, короче, что есть на гада.

Окончив разговор, совладелец пивной вопросительно посмотрел на Галактиона Давидовича.

— Окажи честь, — кивнул тот. — Раздели трапезу с прямым потомком. Поросенок молочный, оближешь пальчики. Сам почти готовил.

Когда после бурно отмеченного «тридцатника» оперу Шолохову позвонили из РУБОПа и сообщили, что с поличным задержан мужчина, по всем приметам смахивающий на Лыжника, Андрей беспощадно подавил бунт в желудке и помчался на службу.

Лыжник, задержанный с поличным, давно снился ему по ночам. За бывшим спортсменом, по донесениям информаторов, тянулся целый косяк недоказанных преступлений — от заурядного рэкета до заказного убийства, — совершенных на вверенной Шолохову территории. И хотя задержанный смежниками из ФСБ литовец Букаускас, поставлявший в столицу оружие из стран балтийского бассейна, дал показания, согласно которым преступная группировка некоего Малюты приобрела у него в последний раз четыре ствола — один «Вальтер» и три «ТТ», — прижать Лыжника упорному оперу так и не удалось. Даже когда следствием было установлено, что пистолет, брошенный на месте убийства предпринимателя Чалкина, фигурировал в той самой поставке.

Вызванный повесткой и допрошенный упорным следователем Иваном Ивановичем Кузьмичовым, Лыжник представил железное, если не титановое алиби: в ночь убийства он пировал среди завсегдатаев паба «Лорд Кипанидзе», что готовы были подтвердить человек пятнадцать, и они это подтвердили.

А тут эдакая нечаянная радость: изнасилование. «Все! — возликовал Андрей. — Труба Лыжнику! Теперь он сразу начнет колоться! Скорее, он по „мокрому“ пойдет, чем за изнасилование! Главное, чтобы девка свое заявление не забрала, пока ее прессовать не начали!»

Но, как выяснилось, ликование его было преждевременным. На поверку не только не подтвердилась личность Лыжника, но и сам факт изнасилования оказался грубейшей инсинуацией, поскольку пострадавшая добровольно и с умыслом отдалась именно Шолохову, дабы поднять весь этот шухер. Андрей повязал ее жениха за кражу со взломом, и мстительница долго выпасала опера с целью подвести его под статью. Подобная возможность ей представилась, когда нарезавшийся на собственном дне рождения оперативник, возвращаясь домой по синусоиде, сошел с дистанции, чтобы отлить. Конечно, и мстительница для храбрости хватила лишнего, но в общих чертах ее план был реализован.

Умница Кузьмичов, надо отдать ему должное, разобрался в ситуации быстро.

— Изнасилованием согласно статье закона считается половой акт, совершенный при активном сопротивлении жертвы, — сурово обратился он к Андрею, когда Никита Брусникин покинул кабинет. — Шолохов! Гражданка…

— Самопалова, — подсказала торжествующая истица.

— Гражданка Самопалова тебе, Шолохов, сопротивление оказывала?

— Не помню я, Кузьмич, — сник опер. — Убей — не помню.