— Вот опять, — перебил ее лорд Уингейт с видом человека, который слышит нудное жужжание рядом с собой, но не может определить, откуда оно доносится.

Кейт и вправду посмотрела, нет ли поблизости мухи, и, не обнаружив ее, спросила:

— Что «вот опять», милорд?

— Это имя. — В его голосе появились угрожающие нотки. — Вы назвали его Фредди, мисс Мейхью! Я слышал это отчетливо дважды. А вы все равно говорите мне, что одиноки!

— Так и есть, — пожала плечами Кейт — Я…

— Значит, у вас нет каких-либо отношений с лордом Палмером?

— С моей стороны нет, лорд Уингейт, — выпалила она, но тут же об этом пожалела, когда маркиз проговорил «та-ак», словно она подтвердила мучившее его подозрение.

— Значит, граф, по всей вероятности, питает к вам романтические чувства?

Сердитая на себя за то, что вообще открыла рот — а еще больше на него за то, что он вынудил ее это сделать, — Кейт заявила:

— Я бы никогда не решилась полагать, что знаю чьи-либо тайные мысли и желания, милорд. С уверенностью я могу говорить только за себя. И, как я уже сказала, мои мысли не идут дальше естественной привязанности к человеку, которого я очень давно знаю. Я знакома с графом с детства. Наши родители дружили. Когда вы вошли в зал, Фредди просто дурачился, как любил это проделывать во время школьных каникул, которые я часто проводила в Палмер-Парк…

Она замолчала. По выражению лица лорда она видела, что он не верит ни единому ее слову. Она почувствовала себя уязвленной не столько из-за того, что маркиз считал, что она лжет — она была совершенно уверена, что мужчина, с которым поступили так, как с лордом Уингейтом поступила его жена, не станет ждать от женщин ничего, кроме лжи, — сколько из-за того, что ему удалось выудить из нее эти сведения. С какой стати она рассказывает этому человеку интимные подробности своей жизни? Она вовсе не хотела, чтобы он много знал, и ее успокаивало, что он пока не задает вопросов о ее прошлом, о родителях. А это была такая печальная история… такая по-своему глупая история. Если бы это был роман, то она не стала бы дочитывать его до конца, поскольку он был слишком тоскливым, а действующие лица — чересчур печальными. Она не собиралась ничего этого рассказывать — если, конечно, ее не вынудят это сделать. Но судя по выражению его лица, краткая версия рассказа может все-таки понадобиться.

Однако прежде чем она успела произнести хоть слово, к ним поспешно подбежала Изабель. Концы развязавшегося шарфа развевались за ее спиной.

— Мисс Мейхью! — задыхаясь, закричала она. — Не могли бы вы закрепить этот дрянной шарф? Он постоянно развязывается, и все на него наступают. — Она повернулась к Кейт спиной, и та принялась механически завязывать шарф. — Папа, тебе нравится этот бал? — спросила Изабель отца, пока Кейт занималась ее туалетом. — Мне так весело. А тебе?

Кейт не видела лица лорда Уингейта, когда он сухо ответил:

— Прекрасно.

— Только мне кажется, папа, — продолжала Изабель, — что ты не очень вежлив, стоя здесь столбом, когда у мисс Мейхью нет партнера на этот тур. Тебе бы следовало пригласить ее на танец.

Кейт затянула узел потуже.

— Не стоит беспокоиться об этом, леди Изабель, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал мягко. — В конце концов, я здесь не для того, чтобы танцевать. Я здесь для того, чтобы присматривать за вами.

Изабель не обратила на ее слова никакого внимания.

— Тебе следовало бы поторопиться с приглашением, папа, — сообщила она отцу, — или все ее туры окажутся расписанными.

Кейт с силой дернула за концы шарфа.

— Честно говоря, никак не пойму, с чего это вам в голову пришла такая чушь.

— А как же, первым в списке будет граф Палмер! — деловым тоном заявила Изабель. — А теперь еще во-он тот симпатичный джентльмен. — Изабель кивнула в сторону мужчины, который без всякого смущения глазел на них. — Клянусь, он смотрит на вас уже в течение пяти минут. Видно, он восхищен вами, мисс Мейхью.

Кейт посмотрела в указанном направлении… и застыла.

Она была не в состоянии сдвинуться с места. Ни на дюйм. Лишь сердце под корсажем сохранило способность биться, но оно стучало слишком быстро, и стук этот так громко отдавался в ушах, что заглушал даже оркестр, который вовсю играл на другом конце зала.

Она как-то отстраненно подумала, что вот-вот упадет в обморок. Ей всего лишь один раз в жизни доводилось падать в обморок, и, что интересно, лицо, на которое она смотрела сейчас, было последним, которое она увидела перед тем, как потерять сознание. Позже, когда она пришла в себя, те, кто был вокруг, хором утверждали, что она ошибалась. Дэниела Крэйвена, доказывали они, там даже близко не было, и он не имеет ничего общего с пожаром, в котором погибли родители Кейт.

Так они тогда говорили. И даже сейчас, когда прошло семь лет, у нее нет каких-либо оснований не верить им. Если не считать, конечно, того, что она видела это своими глазами.

Однако дым, как и туман, способен играть злые шутки с мозгом. Расплывчатая тень, которую — в этом она могла поклясться — она заметила, когда распахнула дверь своей спальни в ту страшную ночь и обнаружила, что коридор, ведущий к комнате родителей, объят пламенем, могла ей привидеться как порождение ее больного воображения, которое пыталось найти какое-то объяснение тому кошмару…

Дым. Дым и пламя. Вот что она увидела. Густой дым, который душил ее, когда она отчаянно звала родителей, пытаясь докричаться до них через ревущий огонь. И языки пламени. Они поднимались все выше и выше, образуя сплошную стену огня, которая отделяла ее от двери в спальню родителей.

Она не смогла до них добраться. Она упала на пол, кашель разрывал ей легкие. Но даже тогда она продолжала ползти, пока что-то не остановило ее прямо перед стеной из огня и дыма. Что-то… или кто-то. Кто-то знавший ее имя и произнесший его, когда поднимал ее и уносил от жара. Дэниел Крэйвен. Она была совершенно уверена, что это был Дэниел Крэйвен.

Но Дэниела Крэйвена, как они сказали ей позже, даже не было в то время в Англии — его имя было в списке пассажиров на пароходе, отплывшем в Южную Африку за неделю до случившегося, — и он не мог спасти ее в ту ночь.

Никто, однако, так и не объяснил, как ей удалось выбраться из охваченного дымом и пламенем коридора и оказаться возле служебной лестницы, где ее обнаружила прислуга, спасавшаяся от пожара.

Она никогда не узнает. Она давно сказала себе, что никогда не узнает, да так, в конце концов, и лучше — не мучить себя вопросами.

Если бы…

Если бы не было тех, кто повсюду шептал — шептал страшные подробности о той ночи. Подробности, которым Кейт никогда не верила, подробности, которые — Кейт чувствовала — не могли быть правдой.

О чем никто не шептал — никто, кроме Кейт, — было имя Дэниела Крэйвена.

И вот он перед ней, смотрит на нее так, словно она птица феникс, возродившаяся из пепла…