школьными стенами, в которых они десять месяцев в году проводили в абсолютно неестественной обстановке, систематически усваивая мысли и представления, незаметно внедрявшиеся в сознание молодых офицеров и навсегда ограждавшие их от нежелательных политических влияний. Выращивая в военных теплицах новый сорт людей, предназначенных для исполнения особых требований самодержавия, официальные садоводы старались получить идеальный тип военного специалиста — честного, верного долгу, преданного царю, но совершенно чуждого политическим мечтаниям, надеждам, устремлениям штатской России.

Понятие будущего офицера о гражданском долге, чести, родине, государстве и службе полностью отличалось от понятий остальной России. Проведя десять лет в искусственной среде, будущий офицер считал себя «высшим существом». Он включался в то или иное армейское подразделение, не имея никакого понятия об остальной России, ни к чему не приспособленный, кроме военной атмосферы, в которой воспитывался. Вот почему часть русской молодежи разошлась со своими товарищами, став опорой самодержавия в борьбе против «внутреннего врага».

Этим врагом, разумеется, была русская интеллигенция, к которой принадлежали братья и друзья юношей, обязанных защищать царя и отечество. Со временем между людьми, принадлежавшими к одному классу и даже к одному кругу, образовалась глубокая пропасть исключительно потому, что одни выбирали военную карьеру, а другие гражданскую, одни становились офицерами, другие студентами.

Помню бесконечные споры, когда в нашем тесном кружке молодых студентов и военных заходила речь о политике. Мы сразу начинали говорить на разных языках, утрачивали взаимопонимание, злились и оскорбляли друг друга, потому что священные с точки зрения понятия одних для других были олицетворением зла. Я уверен, мы все в равной мере любили Россию и желали ей только добра. Но понимали Россию по-разному, по-разному представляли себе благо и интересы родины, считая в результате друг друга врагами России и русского народа.

Да, нас объединяло одно — страшная братоубийственная ненависть!

Постоянно углублявшаяся пропасть между военной и буржуазной интеллигенцией стала практически неизмеримой во время Русско-японской войны и возникшего следом за ней революционного движения.

Мы оказались по разные стороны баррикад. Подавляющее большинство офицеров снова поддерживало самодержавие или хранило полный нейтралитет в политической борьбе, автоматически исполняя свой долг по защите трона от внутреннего врага.

Остальная Россия, буржуазная, образованная, вся русская интеллигенция бросилась в борьбу за свободу. Мы видели в армии, особенно в офицерах, спасавших самодержавие и на двенадцать лет затянувших смертельную агонию старого режима, злейших врагов народа, величия, славы и будущего страны. В то время многие офицеры наивно видели причину всех российских бед в студентах и интеллигенции, бунтующих рабочих и крестьянах, которые опустошают и захватывают помещичьи земли и собственность. Да, прошло много времени после 14 декабря 1825 года, когда одинокая в России того времени кучка отважных гвардейцев-декабристов подняла над петербургской Сенатской площадью знамя восстания против самодержавия во имя свободы и конституционного правления. Солдатские массы остались трагически равнодушными к благородным сынам русской аристократии, предшественникам освободительного движения, которые храбро и радостно пожертвовали собственной жизнью во имя свободы. Через восемьдесят лет, в 1905 году, верность самодержавию хранили только гвардейские офицеры, не признавая в расстреливаемых ими студентах и рабочих прямых потомков декабристов.

В 1905 году настал критический момент в жизни армии и особенно офицеров. Военная и гражданская Россия впервые повернулись друг к другу лицом, попытались заговорить друг с другом. Сначала переговоры ограничивались лишь резкими упреками, но оба враждебных лагеря были глубоко потрясены событиями. Утопленная в крови революция заставила серьезно задуматься над причинами бед и страданий России. Пережившие Русско-японскую войну офицеры начинали анализировать и понимать случившееся. Некоторые не только участвовали, но даже играли заметную роль в военных мятежах 1905–1906 годов.

Шло время, Россия менялась.

Принципы свободы, укоренившиеся в массовом сознании в 1905–1906 годах, стали приносить плоды. Призываемые в армию новобранцы существенно отличались от прежних. «Внутренний враг» все глубже проникал в армейские ряды. Царивший там старый патриархальный порядок все заметней сменялся режимом открытого полицейского надзора. Живые силы, проникая со всех сторон в армию, пошатнули традиционные основы офицерского корпуса, покоящегося на трех исконных столпах «самодержавия, православия, народности».

Наряду с политическим брожением и революционными всплесками 1905–1906 годов подспудно, но уверенно шел процесс обновления исповедуемой офицерами политики. В ходе переоценки многих ценностей нарастало недовольство. Многие начинали ненавидеть то, что прежде чтили, почитать то, что прежде ненавидели. Слепые прозревали, глухие обретали слух. Распутин со своей кликой гораздо успешней убили старые понятия офицерского долга и верности, чем тысячи прокламаций и революционных памфлетов.

С другой стороны, уроки Русско-японской войны дали еще один результат. Возникла совсем новая «непримиримая школа», которая с боем бросилась крушить старую военную иерархию, старые прогнившие традиции, вековую армейскую организацию, сложившуюся во времена завоевания Крыма. Но даже в чисто технической сфере молодые реформаторы столкнулись с препятствиями, которые превращали военные проблемы в политические. Армия начала пробуждаться, когда перед честными и сознательными представителями офицерского корпуса встала альтернатива: самодержавие или Россия.

В 1914 году разразилась война. С первых дней полностью проявилась слабость и несовершенство военной организации. Страшная реальность обернулась громовым ударом. У всех разом открылись глаза на связь коррупции и негодности военной системы с самодержавием.

Династия Романовых погибла на полях сражений в Галиции, под стенами Варшавы, Бреста, Ковно, в мазурских болотах Восточной Пруссии, расстрелянная германскими пулеметами, уничтожившими каждого десятого офицера и солдата.

Не только Гучков превратился в революционера в 1915 году. В то время подобные настроения разделяло большинство русских офицеров, даже еще не ставших революционерами. В армии осуществлялись мечты целых поколений русских мыслителей. Вся армия объединилась с народом в ненависти и любви.

Увы, было уже слишком поздно. В армейских рядах накопилось чересчур много обид, гнева, ненависти к командирам; в преступлениях режима, как всегда, винили наименее виновных.

Солдат в окопе, которого еще недавно пороли по приказу великого князя Николая, не мог понять истинных причин своих страданий, ничего не видел, кроме собственных непосредственных командиров, отыскивая мучителей поблизости. Наиболее политически развитые солдаты не забывали о недавней преданности начальства самодержавию, за что так дорого расплачивались их товарищи, заподозренные или обвиненные в «нелояльности». Подобные личные чувства омрачались всеобщей злобой на «господ», овладевавшей массами накануне революции. Для простого солдата «господином», естественно, был офицер.

Я не случайно стараюсь подробно описать психологию офицеров и солдат при старом режиме и в канун революции. Не зная или забывая о пропасти, еще недавно разделявшей Россию военную и Россию гражданскую, о раздорах между низшими и высшими чинами в армии до января 1917 года, невозможно понять основную причину ужасной трагедии, разразившейся в армии и на флоте после свержения самодержавия.

Бывшие офицеры, которые до