Я чувствую себя немного растерянной, взбудораженной, взволнованной, но при этом неприлично счастливой.

– Господи, Дам, что мы творим!

– Делаем то, что должны были сделать уже давно. Прошу, – открывает передо мной дверь.

В гостиной, развалившись по-хозяйски на диване лежит Артемий, вокруг гора пустых коробок из-под китайской еды и смятых жестяных банок. Рядом на полу дрыхнет Вобла, который успел наесть за какие-то несколько дней внушительный пупок.

– А, это вы, – братец бросает на нас любопытный взгляд. – И кто там говорил о верности мужу, крошка?

– Завали́, – бросает ему Дамиан. – И убери здесь все, я не прививался от дизентерии.

– Впрочем, я знал, что этим закончится, – кидает в рот очищенную фисташку. – Если что, я съезжать пока не собираюсь. Даже не проси.

– А кто сказал, что я буду тебя о чем-то просить? Это мой дом.

– То есть я лишний?

– Именно так.

– Да брось, бро, – Артемий тут же теряет всю понтовитость и удосуживается-таки поднять свой зад. – Всего несколько дней, а потом я свалю сам.

– Здесь полно неплохих гостиниц.

– У меня аллергия на казенные стены, ты же знаешь. Эти ресепшны, уборка номеров… Я бы тебя из своего дома не выгнал.

– У тебя нет дома, – просто роняет Дам, поднимая с пола что-то похожее на растянутую футболку и швыряя ее в лицо брату.

– Нет дома? – впервые подаю я голос.

– Ага. Отец турнул его из своей фирмы за… – давит усмешку, – "…систематические прогулы, неподобающее поведение и махинации со счетами". Лучшее яблочко с семейного древа Кайзеров оказалось с гнильцой.

– Да пошел ты, – беззлобно защищается брат, отфутболивая майку обратно. – Наш отец всегда был с прибабахом.

– А потом он вложил все свои сбережения в какое-то темное дельце и прогорел, – продолжает Дам, не без удовольствия посвящая меня в семейные тайны. – Теперь этот нищеброд здесь и пытается обосноваться на моей шее.

– Ну давай, набрасывай себе очки, денди, мне не жалко, – заваливается обратно на подушки и берет упаковку чипсов. – Припомни еще, что первым потерял девственность.

– Первым? – в шоке оборачиваюсь на Дама. – Твой брат же тебя на четыре года старше...

– Короче, чтобы вечером тебя здесь не было.

– Реально прогонишь меня на улицу?

От чего-то становится жаль бедолагу. Может, с чувством юмора у него так себе и вообще человек он не очень, но все-таки родной брат и он в сложном жизненном положении...

Бросаю на Дамиана взгляд, говорящий: пара дней пролетят быстро, может, сжалишься?

Он закатывает глаза.

– Ладно, о'кей, но всего несколько дней. Скажи за это спасибо Виолетте.

– Я знал, что мы поладим, – подмигивает мне наглец, и получает снова футболкой по лицу.

– С тебя уборка, – грозится Дам, а потом берет меня за руку: – Идем, покажу тебе нашу спальню.

* * *

– В каком смысле разводитесь?! – кричит в трубку мама, явно шокированная услышанной новостью.

Я долго думала, говорить ей об этом сейчас или довести до сведения позже, но мой уже бывший благоверный решил все за меня: не успела я войти в спальню Дама, как мне начала настойчиво названивать свекровь и, смешивая меня с грязью, обзывать последними словами, обелив измену сына тактичным "это он от отчаяния!". Доводы, что лично я не позволила себе изменить ему первой она сразу же отсекла как малоубедительные.

– А я знала, что так будет! Знала! Сколько раз говорила Игнату, что он обязательно поплатится за свою доброту. Женился на порченой… хорошо хоть не залетела тогда и не скинула нагуленный балласт на моего сына!

– Порченой? Вы серьезно? Забыли, в каком веке мы живем?

– Честь и женское достоинство не имеют временных рамок!

То, что Игнат обсуждал со своей мамой такие пикантные детали как моя девственность я не знала, а узнав, разочаровалась еще большее.

Хотя чего еще я от него ожидала?

Пообещав ославить меня на весь город, "любимая" свекровь бросила трубку.

И только я отошла от неприятного разговора, как позвонила уже моя мама. Ей Игнат тоже успел пожаловаться.

– Да, мама, разводимся. Только не говори, что это для тебя большая неожиданность.

– Игнат сказал, что ты провела ночь с тем парнем, племянником нашего мэра… Это правда?

– Господи, он все в мельчайших деталях тебе выдал? А упомянуть о том, что изменил мне – неоднократно изменил! – со своей одногруппницей, он не забыл? А о том, что поднял на меня руку? Изводил беспочвенной ревностью все эти годы?

– Он дал шанс нашему мальчику! Благодаря ему у Артемки уже колоссальный прогресс! Эта терапия, работа с высококвалифицированными специалистами творят настоящие чудеса.

– Неужели ты до сих пор не поняла, зачем он это сделал? Помочь брату? Как бы не так! Его цель – привязать меня к себе, сделать должницей. Чтобы было чем попрекать. Такой он человек. Просто поразительно, что я не смогла сразу разглядеть в нем твоего Бориса.

Разговор ни к чему не привел, мое желание развестись она сочла блажью и "когда этот иностранец тебя снова предаст, ты вспомнишь про Игната, но будет поздно". Я так понимаю, это она цитировала самого Игната.

День выдался нервным, суматошным, полным эмоций. Поэтому когда солнце начало опускаться за горизонт, я была выжата словно лимон… Ни секунды на нежности: телефонные баталии, потом разбор вещей...

– Ладно, голубки, оставлю вас наедине, – на террасе появляется Артемий. Яркая рубашка, собранные в пучок на затылке волосы и уже привычная отталкивающая наглость во взгляде: – Сколько вам надо? Часа два? Три? Или достаточно пятнадцати минут?

– Еще слово, и я поменяю замки, – грозится Дам, выходя за ним следом из дома, удерживая в руках два фужера.

– Понял, испаряюсь, – и одаривает меня недвусмысленным взглядом. – Ни в чем себе не отказывайте.

Когда он уходит, мы наконец-то остаемся наедине.

Пока я весь день приходила в себя, разбирала вещи и висела на телефоне, Дамиан тактично меня не трогал, позволяя без какого-либо давления все обдумать и свыкнуться с новой реальностью.

За что я была ему крайне благодарна.

Но теперь Артемий ушел, мы остались одни и я понимаю, что вот оно – наше время.

– Надо было все-таки дать ему пинка под зад, –