– Извольте.– Улыбка Чаттерджи теперь больше походила на гримасу.

– Вчера я завтракала в открытом кафе в «Оберое»,– начала она.– Мы с Викторией сидели за столиком одни, но вокруг было много народу. За соседним столиком расположились летчики из «Эйр-Индия». В нескольких футах от нас женщина из касты неприкасаемых подстригала траву ручными ножницами…

– Прошу прощения,– перебил Чаттерджи, и неприятная гримаса явственно проступила на его гладком лице.– Мы предпочитаем говорить «лицо определенного класса».

Амрита улыбнулась.

– Да, я это знаю,– сказала она.– Определенный класс, или хариджан, «возлюбленные Бога». Я выросла при этих условностях. Но это не более чем эвфемизмы, мистер Чаттерджи, и вам это хорошо известно. Она относится к определенному классу, потому что появилась на свет в этой касте – и в ней же умрет. Ее дети почти наверняка проведут жизнь за той же холуйской работой, что и она. Она – неприкасаемая.

От улыбки Чаттерджи повеяло холодом, но он промолчал.

– Одним словом, она приседала, подрезала по травинке за раз, передвигаясь по двору походкой, которая показалась мне очень болезненной. Никто не замечал ее. Эта женщина оставалась для всех такой же невидимой, как и трава, которую она подстригала.

Накануне ночью с галереи упал электропровод. Он повис над газоном во дворе, но никто и не подумал починить линию или отключить ток. Официанты просто пригибались, проходя в сторону бассейна. Неприкасаемая женщина наткнулась на него во время работы и хотела убрать с дороги. А провод не был изолирован.

Когда она до него дотронулась, ее сильно тряхнуло, но она не смогла выпустить провод из рук. Боль, наверное, была адская, однако женщина издала лишь один страшный вопль. Она буквально извивалась на земле, убиваемая током прямо на наших глазах.

Я говорю «на наших», мистер Чаттерджи. Официанты стояли сложив руки и смотрели. Рабочие на возвышении рядом с этой женщиной безучастно поглядывали вниз. Один из летчиков рядом со мной отпустил какую-то шутку и снова принялся за кофе.

Я не очень-то быстро соображаю, мистер Чаттерджи. Всю свою жизнь я старалась повернуть обстоятельства так, чтобы другие делали за меня даже самые простые вещи. Я всегда просила сестру покупать для нас билеты на поезд. Даже сейчас, если мы с Бобби заказываем пиццу на дом, я прошу его позвонить по телефону. Но когда прошло с полминуты и стало ясно, что никто из присутствующих – а там было не меньше дюжины мужчин – не спасет бедняжку от смерти, я сорвалась с места. Особого ума или смелости не потребовалось. Возле двери стояла метла. Я убрала провод с ее руки при помощи деревянной ручки.

Я уставился на свою жену. Амрита мне об этом ничего не сказала. Чаттерджи как-то растерянно кивал, но я первым обрел дар речи.

– Она сильно пострадала?

– По всей видимости, нет,– ответила Амрита.– Был разговор, чтобы послать ее в больницу, но через пятнадцать минут она уже снова подстригала траву.

– Да-да,– заговорил Чаттерджи.– Все это очень интересно, но не должно рассматриваться вне контекста…

– Второй случай произошел примерно через час после первого,– ровным голосом продолжала Амрита.– Мы с приятельницей покупали ткань для сари возле кинотеатра «Элита». Пробка тянулась на несколько кварталов. Посреди улицы стояла старая корова. Люди кричали и сигналили, но никто не пытался сдвинуть ее с места. Вдруг корова стала мочиться и выпустила на мостовую целый поток. На тротуаре возле нас стояла девочка – очень милая, лет пятнадцати, в свежей белой блузке и красной косынке. Эта девочка тут же выбежала на проезжую часть, погрузила руки в поток мочи и плеснула себе на лоб.

В тишине слышался лишь шелест листвы. Чаттерджи посмотрел на свою жену, затем вновь перевел взгляд на Амриту. Кончики его пальцев бесшумно барабанили друг о друга.

– Это и есть второй случай? – спросил он.

– Да.

– Миссис Лузак, хоть вы с детства и не были в своей стране – в Индии,– вы наверняка должны помнить то уважение, которое мы питаем к коровам как символам нашей религии.

– Да.

– И вам должно быть известно, что не все люди в Индии разделяют… э-э-э… страх западного человека перед идеей классовых различий.

– Да.

– А разве вам неизвестно, что моча… особенно моча человека… по мнению многих местных жителей, обладает сильными духовными и медицинскими качествами? Знаете ли вы, что наш нынешний премьер-министр, мистер Мораджи Десаи, каждое утро выпивает по нескольку унций своей собственной мочи?

– Да, я это знаю.

– Тогда, признаюсь честно, миссис Лузак, не понимаю, о чем говорят ваши «случаи», кроме как разве что о несовпадении культур и вашем отвращении к национальным традициям родной страны.

Амрита покачала головой.

– Дело не в различии культур, мистер Чаттерджи. Как математик, я стараюсь рассматривать разные культуры достаточно абстрактно, в виде соприкасающихся систем с определенными общими элементами. Или, если угодно, в качестве серии человеческих экспериментов, определяющих, как жить, думать, как вести себя по отношению друг к другу. Возможно, благодаря собственному прошлому – потому что я еще в детстве много путешествовала – я достаточно объективно отношусь к различным культурам, с которыми сталкивалась и в окружении которых жила.

– Да?

– А в индийской системе культурных установок, мистер Чаттерджи, я нахожу некоторые элементы, присущие не многим культурам… А если такого рода особенности и присутствовали в культурах некоторых стран, то их предпочли не сохранять. В своей собственной стране я нахожу укоренившийся расизм, который, вероятно, находится за пределами обычных сравнений. Я нахожу, что та философия ненасилия, на которой я воспитана – и которая мне больше всего по душе,– продолжает разрушаться преднамеренными и бессердечными проявлениями дикости среди ее сторонников. А тот факт, что ваш премьер-министр, мистер Чаттерджи, выпивает несколько стаканов своей мочи в день, не делает подобную практику привлекательной для меня. Как и для большей части остального мира. Мой отец часто напоминал мне, что, когда Махатма ходил от деревни к деревне, первое, что он проповедовал, было не братство людей, не антибританские акции или ненасилие, но основы – самые элементарные основы – гигиены человека.

Нет, мистер Чаттерджи, будучи индианкой, я не могу согласиться, что трудности Калькутты представляют собой миниатюрную копию повсеместных городских проблем.

Чаттерджи смотрел на нее поверх пальцев. Госпожа Чаттерджи беспокойно ерзала. Виктория подняла взгляд на мать, но не издала ни звука. Не знаю, как бы продолжился разговор, но именно в эту секунду вокруг нас начали падать первые большие капли дождя.

– Думаю, нам будет гораздо удобнее в доме,– сказала миссис Чаттерджи, когда гроза разошлась в полную силу.

Присутствие шофера Чаттерджи сдерживало нас во время обратной поездки в гостиницу, однако мы все же смогли пообщаться посредством изощренных кодов, известных только супружеским парам.