он и правда был хозяином этого дворца, – а мне не хватило смелости отправиться на его поиски.

Сегодня же, несмотря на настойчивое гудение жизни по ту сторону двери в мою тюрьму, я ощущала отсутствие Дейда. Осознание, что его нет рядом, и презрение к самой себе неотвязно тяготили меня, и я очень хотела от них избавиться.

Звезды создали тебя для меня.

Вздохнув, я поднялась, взяла поднос с чайным сервизом и решила отнести его в кухню. Дейд где-то пропадает, но, даже будь он здесь, это не должно для меня ничего менять. Моя цель – спасти наш народ, весь наш край, и мне придется иметь дело с королем – это часть плана. Воспользоваться королем, извлечь выгоду из того, что предрекли дурацкие звезды, – вот и все, что я могу сделать.

Но теперь все осложнилось.

Половинка моя.

Это неоспоримый факт, и сопротивляться ему бессмысленно – хотя именно этим я и занималась с той самой ночи в пещере. И буду сопротивляться дальше. Я поклялась себе в этом. Отвергнуть свою половинку, связь двух душ, осмеливались немногие, но время от времени такое все же случалось.

Однако те, что отвергли родственную душу, с ней, как правило, больше не встречались – или, по крайней мере, прилагали все к тому усилия. Я не могла предсказать, сколько времени мне предстоит провести в компании своей половинки. Нужно было разобраться, как, подобно другим, отвратить неотвратимое, оставаясь при этом в такой близи – при том, что меня одолевало желание содрать с Дейда кожу живьем, и в то же время я фантазировала о том, как сдираю одежду с его до безумия великолепного тела…

Дверь бесшумно открылась, в коридоре, как всегда, было пусто, и я отмахнулась от этих мыслей.

Всему свой черед.

Два дня назад я проснулась в королевской постели, окутанная запахом Дейда, как меховым одеялом, которым он меня укрыл, и в голове у меня с тех пор так и не прояснилось. Только стало одним терзанием больше – вдобавок к непривычному вожделению, которое с недавних пор поселилось во мне и просыпалось, стоило только подумать о Дейде, его гладкой коже, скользящей по моей…

– Принцесса. – При виде юной пикси я остановилась у подножия лестницы и заморгала. Девчонка присела и тонкими пальцами приподняла подол платья, скрывавший изящные ступни. – Могу я у вас это забрать?

Мне следовало ответить «да». Но вместо этого я мило (надеюсь) улыбнулась – щеки все еще горели – и спросила:

– Вообще-то я хотела заглянуть на кухню, можно?

Пикси недоуменно заморгала, ее зеленые глаза распахнулись, розовые губы приоткрылись от удивления.

– Если вы не против, – напирала я. – Просто… ну, мне ужасно скучно. Я бы хотела как-то помочь вам, но понимаю, что для вас это было бы оскорбительно.

Чистая правда. Считалось, что выполняя чужую работу, ты принижаешь того, кому она была поручена, в глазах других – или в его собственных, и так это воспринимали многие, несмотря на то, что за тысячи лет нашего существования большинство уже приспособилось относиться к подобным ситуациям проще.

– Я с радостью занесу сервиз на кухню, а потом уйду в библиотеку, – добавила я.

С любопытством оглядев меня, пикси с фиолетовыми волосами кивнула:

– Хорошо. – Махнув рукой в сторону кухни, она сказала: – Тогда позвольте вас проводить.

Я с облегчением выдохнула и послушно двинулась за ней следом, чуть не уронив с подноса ложку.

– Как вас зовут? – спросила я, когда мы обогнули лестницу и быстро зашагали по длинному коридору.

– Гвен, – сказала она и ухмыльнулась: – Как вас зовут, я знаю, принцесса Опал.

– Ну, будем знакомы, – улыбнулась я. У винтовой деревянной лестницы с истертыми до блеска древними перилами я не выдержала и задала еще вопрос: – Давно вы попали в службу к королю?

– Король всем нам платит жалованье, – сказала Гвен, и я чуть не оступилась от удивления. – И платит очень хорошо. – Мы достигли низа лестницы, и она обернулась ко мне с гордым видом и широкой улыбкой. – За шесть лет работы я скопила достаточно денег, чтобы выкупить для родителей дом, в котором они живут. – Она отступила в сторону, а я вошла в теплое марево кухни. – Надеюсь, скоро и себе на дом смогу скопить.

– Гвен! Что я тебе говорила насчет хвастовства?

Гвен состроила недовольную гримасу и повернулась к кухарке постарше.

– Я не хвастаюсь, Мер. Я просто рассказывала принцессе, что нас здесь служить не заставляют. В Вордане мы поступаем на службу добровольно.

Укор в ее словах не остался незамеченным, сколь бы невзначай или любезно это ни прозвучало. Кухарка по имени Мер, стоявшая спиной ко мне у длинного деревянного стола посреди кухни, заметно напряглась.

Ее золотистые локоны были собраны в плотный пучок у основания крепкой шеи. Она развернулась и сердито посмотрела на меня. Цокнула языком – Гвен тут же подскочила ко мне и забрала поднос.

– Что привело вас сюда, принцесса?

Я махнула рукой в сторону Гвен – та отошла к трем раковинам, что стояли в ряд у дальней стены. Из двух поднималась мыльная пена.

– Хотела вернуть вам поднос.

– Но мы к вам за посудой слуг присылаем.

– Ей хотелось прогуляться, Мерельда, – объяснила Гвен, вернувшись с истертым кухонным полотенцем, которое кухарка, не сводя с меня взгляда, выдернула у пикси из рук. – Видимо, – добавила Гвен, сверкнув глазами, – чаепитие с эльфами не утолило чью-то жажду приключений.

Брови Мерельды поползли вверх, отчего морщины у нее на лбу углубились. На вид она была вдвое старше моей матери, и ее раздражительность свидетельствовала об этом громче, чем внешность.

– Чаепитие с эльфами? Что, во имя блеклых звезд, ты несешь?

– А вы не слышали? – усмехнулась Гвен. – Они же всем подряд об этом болтают. Бейшел просто в восторге. Сама черная лебедь, – пикси обошла стол с горой теста и взяла скалку, – трапезничает с эльфами, явившись сюда, чтобы спасти всех нас.

На лице у Мерельды снова отразилось негодование, и она зашипела на пикси:

– Единственное, от чего тебе понадобится спасение, так это от скалки, которой ты получишь по лбу, если и дальше будешь нести подобные глупости.

Глупости? Насчет спасения всех Гвен и правда загнула. Вряд ли я наберусь отваги переспать с королем, не говоря уже о том, чтобы влюбить его в себя и растопить его ледяное сердце.

– Но ведь пророчество…

Мерельда щелкнула пальцами, и пикси лишилась голоса. Гвен надулась, что-то беззвучно сказала, топнула ногой и с недовольной миной сердито утопала в зеленый сад, в который вела распахнутая арочная дверь.

Утомленно вздохнув, Мерельда проводила ее взглядом, а затем снова посмотрела на меня. Этот взгляд был хорошо мне знаком, ибо за свою недолгую жизнь я встречала его далеко не раз, и потому тут же приготовилась к нотации: задрала нос, расправила плечи, сцепила перед собой руки и скромно, терпеливо улыбнулась.

– Дитя, – сказала кухарка – старшая кухарка, догадалась я. – Могу я тебя предостеречь? – Это вроде как был вопрос, но куда больше он походил на предупреждение.

Однако я кивнула, глядя в ее строгие карие глаза.

– Я не знаю, зачем ты здесь. Не знаю, какие козыри ты прячешь в своих шелковых рукавах, но скажу тебе вот что: пусть он и пленен тобой, но он по-прежнему король, и посягнуть на жизнь короля, особенно столь могущественного и почитаемого… – Она поджала губы, забросила полотенце себе на плечо. – Последствия такого поступка отразятся на жизнях не одного поколения. Все, что происходит, должно закончиться на вас. На нем. Никто не заслуживает той участи, что выпала на его долю.

– Не понимаю, о чем вы, – сказала я, причем искренне, поскольку знала, что не смогу его убить. Такая мысль меня посещала, но я понимала, что если до подобного дойдет, то кинжал я после этого направлю в себя. – Он сам принес меня сюда, и, как бы мне ни хотелось отсюда выбраться, я не могу этого сделать. Не могу, потому что мне… – Я осеклась и, болезненно сглотнув, медленно выдохнула.

– Некуда возвращаться. Все гибнет. – Она произнесла вслух то, чего не сумела сказать я, беззлобно, ровным тоном, который сообщал об отсутствии жалости. Такова была суровая правда жизни. – Твои земли, твое богатство и те, кого ты любишь.

Я снова кивнула.

– Мне хочется все изменить, – нехотя призналась я. – Правда, но я не знаю как. И я – не убийца. – Слова эти прозвучали жестче, чем мне хотелось.

– В отличие от Дейда, – добавила Мерельда, вскинув брови.

Я с усилием втянула воздух, понимая, что этот разговор не имеет смысла – как, вероятно, и все мои попытки