Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Печаль моя дома наверняка валяется, — пробубнила. — Не хочет меня, едрит-мадрит! Я к нему и так и эдак, а ему чувства, — сделала акцент и скорчила рожу, — видите ли, подавай! Нет. Ну почему все мужики как мужики? Только и лезут под юбку, а этот только бегает от меня.
Все свое недовольство вылила на незнакомку. А как не возмущаться?!
— А самое главное, знаешь что? — надула губы. Актриса вздернула бровь, и я продолжила, — гаденыш сломал меня! Не хочу никого другого!
— Как? — не поняла меня она.
— А вот совсем никак! Ни стоя! Ни спереди! Ни сзади! Вот не хочу никого, хоть косы обстригай, да в монашки подавайся!
— Уф, деточка, да ты, походу, влюбилась!
— Что? Нет, конечно! Что за чепуха?!
— Ну, а как тогда по-другому?
— Переспать с ним нужно, тогда-то я и починюсь!
Я все еще твердо была уверена, что дело не в любви. Да на кой-черт мне эта любовь-морковь вообще сдалась? Задел он меня своим равнодушием. Все хотят, а он — нет. Ну и пусть его поцелуи самые сладкие, а губы точно мед. Пфф! И руки крепкие, такие точно смогут удержать, если упадёшь. Ну и что с того? Подумаешь! Вот увидишь, Синичкин, как только мой первобытный голод будет удовлетворен, тогда все забуду. И имя твоё, пусть и красивое — Дмитрий, а все равно — забуду! Как пить дать!
Я вела внутренний разговор с собой, что было довольно трудно и утомительно. Мороз не мороз, а хмель в голову ударил. Поэтому мысли мои путались, а еще рисовали крайне неприличные картинки. Ладно. Неприличные картинки в моей голове присутствовали и на трезвую голову.
— А если еще захочешь? — пытливо уставилась на меня фальшивая цыганка.
— Это я-то? — важно ткнула пальцем себе в грудь. — Пфф! Захочу и получу! Но фигушки ему! Будет ещё за мной, Улькой Фроловой, потом бегать собачкой, ручки целовать, а я только хвостиком махну и улыбнусь!
Девушка разразилась хохотом, чем привлекла внимание остальных цыган. Ой, простите! Клуб юных идейных дарований. Те с любопытством покосились на нас.
— А что в любви плохого-то? — не понимала она меня. — Разве это плохо кого-то любить? Есть к кому обратиться, с кем порадоваться, поплакать, в конце концов.
— Ага, а еще носки, трусы постирать, приготовить, посуду помыть. Нет уж! Я в домработницы не нанималась, — сказала, как отрезала, а после меня будто осенило.
Ну, Синица! А я ведь ему и так, как домработница. Трусы уже стирала, куховарила, опять же! Посуду мыла, птицу его беспардонную кормила…
— Так, это все быт, — махнула она рукой, мол, ничего важного. — А фильмы смотреть вместе под одеялом, дурачиться, ссориться, чтобы потом страстно мириться, — пошевелила актриса игриво бровями.
Брезгливо поведя плечом, скуксилась. Это что ещё за телячьи нежности? Нет. Такое точно не по мне.
— Ага, а ещё строгий запрет на тусы, короткие юбки и шампанское!
— Зато не сидела бы тут несчастная в холоде, а дома бы с парнем в кровати зажигала.
Очевидно, у нас с ней мнения расходились. Вот ни одного единомышленника! Никто меня, бедную Улечку, не понимает!
— Я не несчастная, — исключительно из противоречия буркнула.
— Ну да, — ухмыльнулась девушка. — Я вижу.
Замолчав, обиженно засопела и, взяв бутылку в руку, отпила из горла. Водка обожгла горло, отчего я закашлялась.
Ну и дрянь! Несмотря на то, что я частенько отжигала, мне хватало всего ничего, чтобы быть в зюзю.
— Слушай, — отобрала (не без боя) актриса у меня бутылку, — может тебе хватит? Давай-ка, ты лучше домой?
— Не-а, — упрямо качнула головой.
Как по заказу мой телефон зажужжал в кармане шубки. Достав, посмотрела на абонента. Синица. Тьфу, зануда! И тут меня достал! Отклонив звонок, поставила на беззвучный. Хотя, откровенно говоря, не думала я, что он будет мне названивать. Синица — птица хоть и маленькая, зато ой какая гордая!
— Это он звонит?
— Да какая разница…
— Может перезвонишь? Вдруг что-то срочное?
— Не буду.
Девушка рядом со мной вздохнула, загадочно улыбнулась и надела свой парик обратно.
Ни дать ни взять — цыганка Аза. Вот я была бы в таком прикиде Кармэн — не меньше. У меня, между прочим, даже собственный Дон Хосе имелся. Надеюсь, конечно, что у нас все закончится менее трагично. Я умирать во имя бывшей любви была не готова. Избавьте меня от такого счастья!
— Ну, раз не хочешь домой, то айда с нами?
— Куда?
— Песни петь! — весело подмигнула, вильнув своим бедром и раскручивая руками подол юбки.
— Айда! — я не Димка, меня долго уламывать не надо.
А дальше было много танцев, еще одна бутылка водки, песни под гитару, а еще недовольные люди в окнах, кричащие нам: «Совсем совесть потеряли! Бродячий цирк!». Но едва ли нас это парило. Особенно, когда я залезла на стол, что стоял в одном из дворов в который мы забрели, потому что рядом находился круглосуточный магазинчик и бегать далеко не нужно было, и начала крутить своим задом.
— Слушай, да твой парень слепой, что ли? — восторженно крикнула Анька (она же цыганка Аза). И нет. Она была абсолютной натуралкой, а мной восхищалась, как потом объяснила, исключительно эстетически.
— Нет, он просто дурак. И он мне не парень!
Хихикнув, она залезла ко мне на стол. Тут уж мы принялись вдвоем выплясывать, а когда выдохлись, то совершенно счастливые спустились, чтобы уже запеть. Не знаю, каким образом, но в какой-то момент мы оказались у меня под домом. Помнится, ребята меня решили провести, но мы нашли и у нас во дворе лавочку и расположились уже тут.
— Очи черные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные…
Допев песни, я свистнула. Куча пар глаз уставилась на меня.
— Сейчас жениха будем моего звать и свататься, — промямлила я нетрезвым голосом, икнув.
Может, я этому Синицыну свадьбу
