Ричард придвинулся, чтобы поцеловать меня. Какое счастье — он был зол настолько, что всего-то ткнулся мне в щеку.

— Ну, пока! — Я чмокнула Дотти в губы.

— Фу, мокрая бяка! — воскликнула она, ухватила отца за руку и потянула прочь.

Он позволил ей увести себя, но крикнул через плечо:

— Заходи, снимки посмотришь! В цирке должно получиться что-то замечательное!

Я в панике оглянулась на Эми, но она любовалась столиком. Кажется, нас она уже не слушала. Ричард и Дотти скрылись за углом. Парочка неподалеку присмотрела кольцо. Похоже на серебро — хотя, может быть, и платина. Крупный голубой сапфир. Девчонка корчила гримасы и счастливо хихикала. Парень притянул ее к себе и поцеловал — сначала в лоб, потом в губы. Хмурый продавец расплылся в улыбке.

— Кэти, я спрашиваю, купить мне этот столик? Он, конечно, замечательный, но меня смущает цена. Ты не находишь, что четыре сотни — это слишком круто?

Я пожала плечами:

— Совсем в этом не разбираюсь.

— Ладно. Давай зайдем, с продавцом посоветуемся.

Она распахнула дверь, где-то в затхлых темных глубинах магазина звякнул колокольчик. Не успела я подумать, что опасность миновала, как Эми остановилась в дверях.

— А кто этот парень, Ричард?

— Мой кузен.

— Ты никогда не говорила, что у тебя есть кузен.

Пожилая дама в норковой шубе пыталась выйти из магазина, но Эми загораживала ей дорогу.

— Эми… — начала я.

Она заметила старуху и шагнула обратно на мостовую.

— Странно, что я никогда о нем не слышала.

— А у тебя есть кузены?

— Да, четверо.

— Вот видишь. Я же о них тоже не знала.

Эми смерила меня суровым взглядом.

— Но мы с моими кузенами видимся раз в году. А вот вы явно в близких отношениях. Я просто удивляюсь, что ты раньше ничего о нем не рассказывала, вот и все.

— Наверняка я о нем как-нибудь упоминала.

— Нет. Ни о нем, ни о девочке. Я уверена. — Эми с воинственным видом скрестила руки на груди. Подбородок выпятился. — А между тем ты недавно была с ними в цирке.

— Я говорила тебе, что была в цирке. На самом деле…

— Ты сказала, что была там с приятелями. Ни о каком кузене и речи не было.

— Но мы с ним и есть приятели. Я именно так к нему и отношусь. Он скорее друг, чем кузен.

Мое лицо судорожно подергивалось. Оно отражалось в витрине — лживое, виноватое. Она-таки разнюхала! Я так и знала, что наступит день, когда все рухнет. В конце концов, большинство людей не справляется с двумя любовниками, что уж говорить о пяти. Внезапно я почувствовала бесконечную усталость. Захотелось улечься прямо здесь, на дороге, и заснуть. Но вместо этого я подготовилась к самому худшему.

— Почему ты так стыдишься меня? — еле слышно спросила Эми. — Ты бы меня не представила, если бы я сама этого не сделала. Ты даже не хотела говорить, что это твой кузен!

— Эми…

— Я-то думала, что мне нельзя встречаться только с твоей мамой, а у тебя, оказывается, вся семейка ей под стать? — Ее голос крепчал. — Почему ты стесняешься меня? И самой себя? Почему мне нельзя быть такой, какая я есть? Что, черт тебя побери, страшного в том, чтобы любить женщину? А?

Торговцы за уличными лотками притихли. Приземистый усач, подметавший у входа в итальянский ресторан, остановился и, опираясь на метлу, наслаждался неожиданным шоу. Юная парочка уставилась на нас с разинутыми ртами, парень на всякий случай обхватил девушку за плечи. Даже голуби перестали копошиться в канаве и пялились своими мерзкими немигающими глазками.

— Дорогуша, не переживай! — заорал усатый. — Я тебе каждый день вставлять буду!

— Вот черт! — Эми вытерла глаза рукавом и под перезвон колокольчика нырнула в магазин.

Я повернулась, чтобы последовать за ней.

— Вам обеим! — надрывался усач, пока за мной закрывалась дверь. — Я мужчина щедрый — на двоих хватит!

11.02 вечера. Я посадила двух женщин у Королевского оперного театра и теперь везла их в Масуэлл-Хилл. Мать и дочь, одной — лет пятьдесят с небольшим, второй, соответственно, около тридцати. Еврейки, возможно хасиды. Кто-то мне однажды рассказывал, что у хасидов женщины бреют головы и носят парики, и теперь я косилась в зеркальце, пытаясь угадать — эти длинные каштановые кудри настоящие или нейлоновые? Обе приоделись: у матери был день рождения. Она благодарила дочь за внимание, но нетрудно было понять, что не очень-то им весело. Обсуждая вечер, обе не могли скрыть усталости. Дочь издавала какие-то восклицания — как обычно, когда не слушаешь собеседника. Мать зевала, прикрывая рот рукой и то и дело повторяя: «Хорошо, правда?» Может, опера оказалась вшивая, а может, каждая из них на самом деле предпочла бы провести время в другом месте и в другой компании. В конце концов я потеряла интерес к их волосам и поймала джаз по радио.

Сегодня вышел напряг. Я до сих пор не могла поверить, что выпуталась. Эми крысу учуяла, да не ту. Ричард обиделся, что я ему не позвонила, но ничего не заподозрил — в этом я уверена на все сто. Да и как может ему взбрести на ум, что я болтаюсь по Ислингтону с любовницей? Да, я отстрелялась, но… Откуда-то взялось ощущение, что время мое на излете.

Хотя… пусть я когда-нибудь и попадусь — что с того? Я столько усилий прилагала, чтобы стать всем для всех своих любовников, что быть кем-то для каждого из них мне уже не удавалось. Беда в том, что я привыкла к разнообразному меню. Чего ради каждый вечер трескать макароны, если хочется ростбиф или цыпленка под соусом карри?..

За Хайгейт-Вудс я свернула направо, потом еще раз направо и высадила женщин у большого дома в Вудленд-Гарденс, где у входа был припаркован «мерседес». К этому времени их разговор сдох окончательно и они явно были счастливы, что наконец добрались до пристани. Возвращаясь в Вест-Энд, я подобрала придурковатого парня в анораке, которому нужно было в Камберуэлл, и по пути продолжала раздумывать о своих неурядицах.

Если послать одного или двух любовников, появятся время и деньги, чтобы привести в порядок квартиру. Пятеро — это чертовски накладно, особенно при моей мягкотелости. Сегодня, к примеру, все кончилось тем, что я купила Эми тот столик из кедрового дерева — выложила полные четыре сотни. Прощение — вещь дорогостоящая. Но если я решусь бросить парочку любовников, то кого именно? Как их выбрать?

Голова была забита этими мыслями всю дорогу до Камберуэлла. Это один из моих самых ненавистных уголков Лондона, хотя и там я знаю несколько славных местечек, надо только убраться подальше от главной улицы. Но эта унылая вереница кафешек, букмекерских лавочек, автобусных остановок и палаток… Затравленного вида человечки шмыгают в серые дома, ежатся на ветру, а вечно запруженная автомобилями дорога все тянется и тянется… Хоть вены вскрывай.