прямо сегодня, конечно! Дай бедолаге поправиться. А когда встанет на ноги, я переведу его в другой отдел. И он вернется в свою жизнь.

– Он же продал квартиру ради нашего приюта.

– Придется отдать ему свою, – отозвался Артур, не смешавшись ни на секунду. – Или ты и меня выгонишь рано или поздно?

– Не говори глупостей, – пробурчала Сашка. – Я вообще никого пока не гоню. Может, и не буду… Мне нужно разобраться в себе.

– Не торопись. Пока он лежит в больнице, ты сможешь прочувствовать, скучаешь ли по нему или испытываешь облегчение: нет его рядом, и тебе легче дышится. Ты ведь пожалела его, я понимаю. Не только сейчас, но вообще…

Она уперлась ногами, точно испугалась столкновения:

– Ну нет!

– Пожалела. Но я не говорю, что наш парень тебе противен! Знаешь, Саш, не всем ведь выпадает испытание великой любовью.

– Как у вас?

– Не такое уж легкое…

– Я знаю.

– Иногда я завидую людям, которые просто живут вместе дружно и радостно. Может, и не сходят друг по другу с ума, но подставляют плечо, когда требуется, жалеют, смеются вместе. Чудесная ведь жизнь!

Сашка вяло согласилась:

– Ну так-то да…

– Но тебе нужен дождь, – вздохнул он.

– Какой дождь?

– Это из старого мультика. О курице, вообразившей, будто ее великая любовь – это дождь. А петух, который с ней рядом, конечно, хороший, добрый, но ей нужен дождь! А когда он обрушился на нее, курочка была страшно разочарована, ведь он оказался холодным и мокрым. Он сделал ее мокрой курицей…

Сашка обиделась:

– Спасибо! Я, по-твоему, безмозглая квочка?

– Ты – умница, – в который раз сказал Артур. – Поэтому я и рассказал тебе этот сюжет. По-моему, этот мультик надо смотреть всем девочкам! Но ты же и сама понимаешь, что дождь может не доставить никакой радости…

– Понимаю, – вздохнула она. – Я подумаю.

– Это получается у тебя очень хорошо, – улыбнулся Логов и ловко припарковался между двумя джипами. – А теперь за дело. Овчинников уже проклял нас, не иначе…

* * *

– Я вчера опрашивал Тараскину, – угрюмо сообщил Поливец, отрывисто постукивая пальцами по круглому столику.

Наши оперативники дожидались Артура в фойе. Всю рутинную работу они уже проделали, тело Анны Эдуардовны увезли в морг, и оставалось надеяться, что преступник, задушивший ее, наследил своей ДНК. Завидев нас, Овчинников переслал фотографию бирюзового шарфа, который я видела на шее жертвы. Мне он не обязан был ее отправлять, и то, что Володя сделал это, было жестом доброй воли с его стороны.

– Надо опросить всех, может, кто-то узнает этот шарф… – Артур спрятал телефон и посмотрел на Антона. – Так что Тараскина сказала тебе?

– Да ничего толком не сказала, – признал Поливец, просматривая записи в блокноте. – Я вспомнил: у нее был такой зверский насморк, что мне хотелось натянуть маску. Хотя я их терпеть не могу, ты знаешь. Как эту бабку к работе допустили, совсем больную? Дети же на представление приходят, она могла всех перезаразить…

– Что Коршун говорит?

Овчинников кашлянул:

– Судя по состоянию тканей, она мертва уже часов пять-шесть.

– То есть ее убили рано утром? Ну хоть не в моем присутствии… Это уж совсем нагло было бы! Интересно, что она здесь делала спозаранок? Сегодня же выходной.

– В понедельник? – удивился Поливец.

– Это же цирк. У них все не как у людей: они работают в выходные и отдыхают в будни.

Антон проворчал:

– То-то их толпа набежала, когда тело выносили!

– Кто именно был? – встрепенулся Артур.

Поливец только растерянно развел руками, но Овчинников успокоил:

– Я всех снял. По именам не помню, но директор назовет, я надеюсь.

Взглянув на экран, я заметила на снимке Лену Шилову. Непривычно бледное без грима лицо выражало не любопытство, а страдание. За ее спиной возвышались дрессировщики Харитоновы: Денис о чем-то шептался с Маратом Курбашевым, а сбоку от всей толпы притулился Гриша – я не сразу его узнала без грима и клоунского наряда. Остальных я не запомнила, а ведь кто-то из них мог быть убийцей. Артисту ничего не стоит за пять минут превратиться в женщину… Но это мог оказаться и униформист, и другая билетерша. Тараскина была пожилой, совсем неспортивной, справиться с ней не составило труда.

Уже не удивило, что Артур расслышал мою мысль и ответил вслух:

– Задушить человека не так-то легко, как кажется. Нужна большая физическая сила. Я не вижу на снимке Стасовского… А он приходил, мы с ним даже беседовали.

– Я тоже заметил, что его нет, – откликнулся Володя. – Директор не видел, когда он исчез.

Поливец встрепенулся:

– Смылся?!

– Я послал двух полицейских домой к его матери. Должны позвонить.

– Если пустился в бега, это снимает многие вопросы… Саша, займись пока шарфом, – попросил Артур. – Пробегись по гримеркам, кабинетам, может, еще не все разошлись…

Вид у него был такой, будто он мучительно решал про себя какую-то непосильную задачу, – брови сдвинуты, желваки беспокойно дергаются. Если у него и возникла некая догадка, то с нами он ею не поделился.

Я только кивнула и направилась в служебную часть цирка. У меня было ощущение, будто этот гигантский организм, обычно разноцветный и веселый, затаился и следил за каждым моим шагом. Вряд ли стоило бояться кого-то, ведь в цирке сейчас находилась команда Логова, и все же мне было как-то не по себе, точно я шагала по серой стекловате, под которой мог скрываться пролом. От того, как я напрягалась, чтобы не свалиться в него, у меня немели ноги и то и дело проваливалось сердце.

Хотелось ухватиться за чью-то руку… Артур сейчас находился ближе, но первой возникла мысль о Никите: если б он был рядом, я бы ничего не боялась. Хоть он и не был ходячим бруталом, все же я ни разу не усомнилась, что мой друг сможет меня защитить. Именно этого мы все ищем в мужчинах: возможности довериться душой и телом. Чтобы позволить себе устремить взгляд в небеса и одновременно, взяв его под руку, ступать по извилистой тропинке жизни, на которой могут встретиться и узловатые корни, и ухабы, и металлические штыри, торчащие из земли. Не провалишься, так споткнешься… Без него. Но если он рядом, ты пройдешь свой путь до конца, не оступившись. Или по крайней мере не разбившись в кровь…

Только сейчас мне предстояло справиться самой.

Остановившись перед первой же дверью в полутемном коридоре, я услышала за ней женские голоса и постучала. Не слишком уверенно, но меня услышали. Затихли. Честно говоря, мне пришло в голову – затаились… Участие в следственной работе меняет мышление, делает подозрительной. Не то