– Господи помилуй, – бормотала она, – Господи помилуй…

В доме было совсем темно и очень хорошо пахло – маринадом, смородиновым листом, чистотой и чем-то вкусным. Ужином пахло, спокойствием, августовским вечером.

И только тут Маруся вдруг перепугалась:

– Тётя, что это было?!

– Стрелял кто-то, – отрывисто сказала Лида. – Я с кухни услышала!

– В нас стрелял?!

Лида быстро погладила её по голове, как маленькую:

– По дому стреляет, – как будто это могло Марусю успокоить! – Должно быть, из леса.

– Ху… хулиганы?

– Да кто ж знает, девочка! Должно быть, хулиганы. Нормальный человек разве станет из темноты по окнам палить?!

Скрипнула дверь, слабо осветился проём, и в коридоре показался Гриша. Волосы у него на голове стояли дыбом, как у Незнайки.

– Больше пока не стреляет, – сказал он. – Лидия Витальевна, нужно двери запереть. И окна, наверное.

– Сейчас, Гриш.

– И свет не зажигайте!

– Марусь, он в тебя не попал? – спросил Гриша.

– Нет, – сказала Маруся. – Не знаю. Наверное, нет.

– Неужели Валерик?! – громко спросила тётя Лида из комнаты. – Вот ведь мозга нет – считай, калека!

– А у него дробовик есть?

– Да откуда я знаю, Гришенька, чего там у него есть! Но у нас сроду никто по окнам не стрелял!

– Участковому нужно звонить. Или идти к нему! Сам я не справлюсь, – сказал Гриша мрачно. Лица его Маруся не видела. – Я в темноте… ничего не вижу.

– Куда ты собрался в такую темноту?! – возопила тётя Лида. – Не пущу! Никого никуда на пущу!.. Ещё не хватает! А если у него не дробовик, а обрез?!

– Дробью стреляли, это точно.

– Да какая мне разница, чем стреляли! Двери запрём, утра дождёмся, а там уж пойдём хоть к участковому, хоть к министру обороны!..

И никто никуда не пошёл. До полночи сидели на кухне, свет не зажигали, только лунища лезла в окна, громадная, жёлтая, и от неё было почти светло. Лида положила им в миски гречневой каши и по хорошему куску мяса, они ели кашу с мясом и прислушивались. По деревне лаяли собаки, больше никаких звуков не доносилось.

Кое-как пристроились спать. Гришу Лидия Витальевна на сеновал не пустила, устроила в большой комнате на диване. Маруся была уверена, что ни за что не заснёт, но заснула тут же, едва натянула на себя одеяло.

Снились ей огромные мохнатые мотыльки, бившиеся в стену. Она отмахивалась, но их становилось всё больше и больше, а потом они начали гудеть утробными голосами всё громче и громче. Маруся закричала от страха и проснулась.

Солнце светило вовсю, было жарко, и она вся взмокла под одеялом, натянутым на голову.

Не было никаких мохнатых насекомых, за стеной дома гудели голоса.

Маруся вскочила, сморщилась от боли – палец-то она вчера ушибла, да ещё как! – и выскочила на крыльцо.

Во дворе у них шумела толпа, так ей показалось спросонья. В центре толпы громко говорила тётя, рядом с ней топтался мужик в фуражке и давешняя маленькая женщина по имени Наташа, что отбивалась от Валерика батоном, и Прокопенко-супруг что-то басил, и ещё кто-то.

Гриша – Маруся поискала его глазами – сидел на чурбаке как ни в чём не бывало и кидал в самоварную трубу шишки. Из трубы валил белый дым. Солнце пронизывало дым насквозь.

Как всегда, когда она чего-то не понимала или боялась, Маруся первым делом подумала несуразное: что-то Гриша с утра взялся самовар ставить?!

– Да вон племянницу мою чуть не застрелил! – закричала тётя, увидев на крыльце Марусю. – До смерти нас перепугал!.. Марусенька, иди сюда, девочка!

Маруся терпеть не могла никаких публичных выяснений отношений, боялась и ненавидела. С тех пор как отец однажды устроил на улице скандал из-за какой-то ерунды и вокруг собралась толпа, все смотрели и обменивались мнениями, и кто-то жалел Марусю – она тогда ещё маленькая была, – а кто-то, наоборот, отца.

Как только нужно было что-то говорить или делать на людях, на Марусю нападал столбняк и отупение. Она не могла ни говорить, ни шевелиться. На студентов, которым она преподавала, это странным образом не распространялось. Студентов она никогда не боялась.

– Подойди, Маруся! – звала тётя Лида.

– Я сейчас, – пробормотала она и отступила в дом. – Я сейчас, только умоюсь…

Она долго умывалась и причёсывалась, потом ещё тянула время, выбирая из двух юбок и одной футболки, что бы такое надеть, и в конце концов дождалась. Громко топая, в дом вошёл Гриша. Она не видела его, но точно знала, что он вошёл. Дверь в её комнату была распахнута, но он постучал в косяк.

– Марусь, ты решила засесть здесь навсегда?

– Я выхожу, Гриш.

Он заглянул. Она снова причёсывалась и мотала головой. Щётка застревала в волосах.

– Этого нашего дебошира прикончили, как его, Валерика, да? – сообщил Гриша. Маруся уронила щётку. Та загрохотала. – Участковый пришёл спросить, не я ли его прикончил. А все остальные следом явились.

– Как это? – тупо спросила Маруся.

Гриша поправил на носу очки и почесал ухо.

– Лида утром пошла к участковому, сообщила, что в нас из дробовика стреляли. А он решил поговорить с Валериком, пришёл к нему, а тот убит. Дробовик рядом с трупом валяется. Вот участковый и проверяет, что мы все делали после того, как в нас стреляли. Может, мы решили Валерика убить!

– А-а, – протянула Маруся. – А самовар ты зачем поставил?

Он пожал плечами:

– Чаю хочется. А завтракать, по всей видимости, мы будем ещё не скоро.

– Гриша, ты никого не убивал, – дрожащим голосом сказала Маруся. – Ты всю ночь нас стерёг.

Он усмехнулся:

– Откуда ты знаешь?… Ты спала без задних ног. При этом страшно храпела, не давала мне заснуть.

Маруся вспыхнула:

– Я не храпела! Я никогда не храплю!

– Гриша! – закричали с улицы. – Маруся!

– Не переживай ты так, – сказал Гриша. – Всё обойдётся, точно тебе говорю.

И вышел. От его шагов зазвенели подвески чешской люстры, которой тётя очень гордилась.

Маруся встала на четвереньки, залезла под кровать, вытащила щётку, которая под неё завалилась, повертела её в руках, раздумывая, сунула на столик и тоже выскочила на улицу.

– …Стало быть, вы все были дома, и никто не выходил, – говорил дядька в фуражке. – Ну, поверим на слово, а там поглядим. Граждане, чего вы столпились, расходимся по домам, расходимся, ожидаем вызова в отделение на местах.

– А что с ним случилось? – тихонько спросила Маруся у маленькой женщины Натальи. – С Валериком? Застрелили?