Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не ожидал, Антоша? — довольно ухмыльнулся он.
— Если честно, то не очень, — отозвался я, усаживаясь на стул возле окна (в окне был незнакомый пейзаж с небоскрёбами), — тебя же в психушку заперли, нет?
— Запиралка у них ещё не выросла, — продолжил ухмыляться он, — чтобы меня запереть. Как жизнь? Я слышал, ты жениться собрался?
— Есть такое, — ответил я, — но ты меня наверно не за этим позвал, чтобы про мою жизнь расспрашивать — давай лучше о деле.
— Ну давай о деле, — немедленно согласился он, — у тебя, возможно, вопросы ко мне накопились, так что в начале нашего разговора ты можешь их задавать и не стесняться.
— Окей, — отозвался я, — главный вопрос — ты действительно из 22 века или ближе к действительности версия этих ребят с улицы Галкина?
— Что за версия? — спросил Жменя, — ты не забывай, что меня тут не было целую неделю и я немного не в курсе ваших событий.
— Ну они считают, что ты числишься в секретном секторе нашего Института, который в подвале, и просто немного подвинулся рассудком от напряжённой работы.
— Брехня от первого и до последнего слова, — недовольно бросил он, — в Институте конечно есть режимные зоны… да что там скрывать, весь этот Институт одна большая режимная зона, но во-первых в подвале у них ничего нет, кроме складов и подводящих коммуникаций…
— А во-вторых что? — помог я ему.
— А во-вторых, я там никогда не служил… нет, бывать-то я бывал, конечно, и даже не раз, но в штат ни одного отдела не входил.
— Значит ты всё-таки из нашего далёкого будущего? — продолжил допрос я.
— Значит оттуда… ну сам посуди, откуда бы я, на твой взгляд, знал про 2022 год и про смартфоны Сяоми?
— Хорошо, убедил, — не очень уверенно ответил я, — последний вопрос и переходим к делу.
— Задавай.
— Нахрена ты представление с этим кадавром состряпал? Как-нибудь по-тихому нельзя было из нашей реальности ускользнуть?
— Нельзя, — сурово отрезал он, — всех деталей я тебе рассказать не могу, так что просто поверь на слово.
— Хорошо, тогда переходим к делу — ваше слово, товарищ Маузер… то есть Жменя или как тебя там.
— Так же, — вздохнул он, — в 22 веке меня зовут Тимофей-Андреичем Жменей. А дело у меня к тебе вот какое…
И он буквально в трёх предложениях за минуту вывалил всё, что хотел. Я немного посидел, слегка ошалевший от такого объёма новых вводных, а потом спросил:
— То есть мне продолжать жить, как жил?
— Абсолютно, — отрезал он.
— А если ребята с улицы Галкина докапываться будут? Или эти… из РОВД, они же не совсем со мной закончили?
— Не будет до тебя никто докапываться, — меланхолично отвечал Жменя, — живи спокойно, сам только никуда не влезай. Да, и пирамидку эту тебе придётся отдать.
— Какую пирамидку? — попытался я включить дурака.
— Которую ты в правом кармане постоянно нащупываешь.
— А зачем мне её отдавать? Она мне, можно сказать, жизнь вчера вечером спасла… ну если не жизнь, то здоровье точно.
— И всё равно отдавай, — протянул руку Жменя.
— А остальные артефакты, которые ты тут бросил неделю назад, тебя не волнуют? Их же кгб-шники реквизировали.
— Это им показалось, что они что-то реквизировали, — уверенно парировал он.
— А если я не отдам эту штуку, то что?
— Не выйдешь отсюда… или выйдешь, но вперёд ногами.
А я взял и нажал на ту самую грань, которая меня вчера защитой обеспечила, но ничего не произошло…
— Здесь она не работает, — просто сказал мне он, — так что можешь не дёргаться, а просто давай её сюда.
Я пожал плечами и протянул пирамиду, тот сразу спрятал её в ящик шкафа, а потом продолжил:
— Да, если у тебя значится в планах пункт «спасти СССР», то забудь — ничего и никого ты не спасёшь.
— Но ведь история-то слегка изменилась, — возразил я, — Брежнев умер на 10 лет раньше, вместо него Косыгин заступил, а не Андропов… да, и наши ребята выиграли суперсерию у канадцев, а не проиграли.
— Мелочи всё это, недостойные внимания, — обрезал меня Жменя.
А сразу после этого подёрнулся дымкой и начал медленно исчезать, а с ним и весь интерьер моей хрущёвки.
— Гнида ты всё же, Жменя, — сказал я ему на дорожку.
— А я и отпираться не буду, — сказал он, совсем почти исчезнувший, — у нас по-другому не выживешь.
Ну, погоди
После чего он испарился вместе с моим продавленным диваном и шкафом, куда он так шустро сунул вторую пирамидку. А что осталось? Голые бетонные стены остались… да, и выключатель с лампочкой тоже, больше ничего. Вместо окна теперь значилась грубо намалёванная всё тем же куском угля надпись «Удачи, Антон Палыч!».
Я вздохнул и повернулся было к выходу в виде железной лестницы, а потом вдруг подумал, что неплохо бы и третью комнату обследовать, с красной входной дверью — в зелёной был класс и обучение, как жить дальше, в жёлтой мне только что выдали инструкции, а что же в красной может притаиться? Дверь была крепко закрыта, но замок, как я сумел разглядеть в неверном свете фонарика, был английский, и запирающая защёлка у него захлопывалась сама собой.
Попробовал открыть защёлку с помощью складного ножа, но увы, ничего не вышло, слишком узкой была та щель. Плюнул и вылез по лесенке на первый этаж, а там аккуратно сгрёб бутылки обратно на люк, закрыл за собой входную дверь на висячий замок и даже положил ключ под тот же самый камень, где он с самого начала обретался.
Ну много-не много, но кое-что интересного я сегодня узнал, думал я, выбираясь из парка всё тем же кружным путём. Все-таки полностью уйти от случайных встреч мне не удалось — на углу скверика на Ватутина и проспекта Героев натолкнулся я на Аллочку Лосеву, весёлую, румяную и со стаканчиком мороженого в руках. В виде разнообразия на этот раз она была без своего Обручева.
— О, Антон Палыч, — обрадовалась она встрече, — а я слышала, вы жениться собрались, правда?
— А что, нельзя? — сварливо ответил я вопросом на вопрос.
— Ну почему же, — чуть не подавилась она пломбиром, — можно,
