– С Айзеком?

Ярость Садины сфокусировалась на друге. Какого черта? Что происходит? Айзек же по-прежнему смотрел на миз Коуэн, словно хотел всю тяжесть объяснений взвалить только на нее. Но никакие объяснения не смогли бы потушить яростный пожар в душе Садины.

– Мы отправляемся на Виллу, – сказал Айзек. В его голосе не было и намека на извинения, и это уязвляло Садину более всего. Так же, как и то, что несколько дней назад он голосовал в пользу Виллы. Садина пыталась как-то объяснить для себя, что происходит, но не смогла. Даже то, что ее мать и Айзек стояли в пяти-шести футах в стороне от группы, казалось ей дурным предзнаменованием – словно они уже отделились от остальной группы. Но почему они не демонстрируют никаких чувств? Что, им никого не жаль? Они способны так вот легко расстаться, и – привет?

Садина попыталась воздействовать на рассудок и здравый смысл матери и Айзека.

– Тимон и Летти, – сказала она, – говорили, что на Вилле все очень плохо. Они вытащили нас отсюда, чем спасли наши жизни.

К концу фразы она уже почти кричала.

Может быть, поможет Триш? Взглядом она обратилась за поддержкой к ней.

– Мы же решили: всем держаться вместе! – воскликнула Триш.

– Это наш единственный шанс, – глухо отозвался Айзек, глядя себе под ноги.

– Что еще за шанс? Зачем вам какие-то шансы?

Садина вышла вперед, всем видом своим показывая, что должна немедленно узнать про планы миз Коуэн и Айзека, и забыв, что поодаль стоят другие члены группы, которые тоже ждут ответа.

– Мне очень жаль, солнышко! – наконец произнесла миз Коуэн, не пряча слез.

Она потянула за край своего шейного платка и обнажила жуткого вида пятно красной сыпи. Ничего подобного Садина в своей жизни раньше не видела. Она не верила своим глазам.

– О господи! – глухо выдавила из себя Рокси.

– Миз Коуэн! – воскликнула Миоко.

Садина почувствовала, как все ее тело сотрясается – словно Минхо вновь врубил свой гудок.

– Это не Вспышка, – проговорила миз Коуэн. – Этого просто не может быть.

Она пыталась дать Садине понять, что все не так страшно, что они вновь встретятся, но Садина ей не верила. Она знала правду. Глаза миз Коуэн говорили совсем не то, что говорили губы. Все было ужасно, хуже некуда!

Айзек

Нож, который он выковал, не был достаточно острым для того, чтобы рассечь кожу, но им можно было что-нибудь вырезать на древесной коре. Он принялся водить острием ножа по поверхности поваленного дерева, в то время как остальные члены группы сгрудились вокруг миз Коуэн и Садины. Ему совсем не хотелось участвовать в долгих проводах, тем более что в таких ситуациях он обычно не знал, что сказать. А потому он отсел подальше и принялся ждать.

Сыпь на шее миз Коуэн выглядела гораздо хуже, чем пару дней назад. Еще вчера он надеялся, что интенсивный красный тон пятна потускнеет и миз Коуэн пойдет на поправку. Увы, все стало только хуже. Делать было нечего. Ему предстояло исполнить миссию спасателя. Нужно только понять, где находится эта самая Вилла.

Поднимая песок носками башмаков, к Айзеку подошел Минхо.

– Если бы я знал, что расставание затянется на весь день, я заставил бы вас объявить о своем решении вчера, – сказал он, устраиваясь на бревне рядом с Айзеком.

Айзек никогда и ни в чем не завидовал Минхо, по крайней мере, до этого момента. Они были примерно одного возраста, у них была одна и та же цель – добраться до Аляски и защитить Садину. Но только один из них скоро встанет с этого бревна, чтобы продолжить путь к этой цели. Другой же останется, и путь его ляжет совсем в другую сторону. Айзеку пока даже думать не хотелось о том, чего он лишается и что ждет его на его новой дороге. В душе его царила пустота.

– Ей нужно время, чтобы все это принять, – сказал он, показывая на Триш, которая, сидя у потухшего костра, пыталась успокоить Садину. – Не так просто попрощаться с матерью, если не уверен, что увидишь ее снова.

Он не знал, считать ли, что Садине повезло оттого, что она может попрощаться с матерью (чего он, Айзек, в свое время был лишен), или же что ей по той же причине считать, что ей не повезло.

– Здесь я тебе ничего не смогу сказать. Не знаю, – глухо отозвался Минхо, глядя на волны.

Айзек еще глубже загнал нож в кору дерева, делая отметку, которая будет держаться еще долгое время после того, как они отсюда уйдут.

– Прости, но жизнь иногда кажется бессмысленной, – сказал он. Ему было трудно понять, что лучше: вообще не знать родителей и тосковать по ним, как это было в случае с Михно, или знать, но потерять (и все равно тосковать), как это произошло в его, Айзека, судьбе.

– Если бы знал, то, может быть понял бы.

Айзек ждал, что Минхо скажет ему что-нибудь суровое, солдатское, но тот просто смотрел на мелкие волны, разбивавшиеся о корпус корабля. Эти звуки напомнили Айзеку жизнь на острове; он вспомнил, как часами сидел на берегу, глядя на то, как вода с шелестом бросается на камни и, омыв их, отходит в глубина океана. Он не скучал по дому: он уже начинал скучать по всем, кто для него был связан с домом – по Доминику, Миоко, Джеки, старине Фрайпану и, конечно, Триш и Садине.

Минхо поднял камень и принялся точить собственный нож.

– Камень должен быть пористым, – сказал он и, посмотрев на самодельный нож Айзека, добавил: – Не уверен, что для твоего ножа он подойдет.

– Еще советы будут? – спросил Айзек саркастически, но Минхо пропустил сарказм мимо ушей. Продолжая трудиться над своим ножом, он проговорил:

– Берегитесь шизов. Никому