– Если есть возможность приблизиться на транспорте на расстояние прямой видимости, я дам тебе вибрационный сканер, – выпалил Кутыгин. – Он тяжелый и в пешем порядке ношению не подлежит. Но – очень хорошая штука.

– Я пешком, – разочарованно буркнул Григорий Васильевич. – Даже ползком. Исходи из этого.

– Тогда – узконаправленный микрофон с преобразователем, – смилостивился Кутыгин. – Очень прост в обращении. Тебе подвезти?

– Сейчас Рурик подъедет – отдай, – распорядился Толхаев. – И научи, как обращаться. Да – никому ни слова… – И отключился.

Отправив порученца к Кутыгину, Григорий Васильевич открыл ключом с замысловатой бороздкой массивный металлический шкаф и выложил на стол экипировку, которая, по его мнению, могла пригодиться ему сегодня вечером.

Толхаев был заядлым охотником и, обладая значительными средствами, не отказывал себе в приобретении различной экипировки для своего хобби. В шкафу было много всяких нужных и полезных вещей, но Григорий Васильевич извлек оттуда только два предмета: старенький двенадцатикратный бинокль и электронный прибор ночного видения бельгийского производства. Вставив аккумулятор для прибора в зарядное устройство, Толхаев сходил в гардероб, взял потрепанный камуфляж, кроссовки и вернулся в кабинет. Переодеваясь, он бросил взгляд на висевший на стене портрет, запечатлевший его и Рудина на фоне четвероногих приятелей Пса – питомцев школы.

– Вот, Пес, подгадил ты мне, – брюзгливо проворчал Григорий Васильевич. – Тебе это надо было? Тоже мне – «К-9» хромоногая…

Под хромоногой «К-9» подразумевалась Ингрид. Григорий Васильевич прекрасно понимал, что сам виноват в неожиданном результате сегодняшней выборки, – расслабился, не просчитал все возможные последствия. Когда Саранов спросил его, насколько реальна перспектива использования рудинских собак, можно было просто сказать: дело дохлое, нечего и пытаться. А он замешкался и невнятно пробормотал что-то типа: можно попробовать. Вот и попробовали… Однако признаваться в своей оплошности не хотелось – Ингрид обнаружила приятелей специалиста, надругавшихся над Жекой, собака – Рудина, значит, кто виноват?!

– Ты, ты виноват, – проскрипел Григорий Васильевич, тыча пальцем в портрет. – У-у-у, Пес… И не икается тебе? Сидит, наверно, ствол чистит и вспоминает об этой… о вязке, короче. Или мечтает о своей светлой и чистой. Хорошо, когда в мозгу одна извилина в форме фаллоса, и та переходит в прямую кишку, – никаких тебе проблем…

Григорий Васильевич был отчасти прав. Рудину в этот, момент не икалось, но ствол он действительно чистил. И рассеянно улыбался, перебирая в памяти события последних дней.

Полчаса назад они вшестером: Рудин, Ваня Соловей, Саша Масловец и три собаки школы, подъехали на «уазике» к небольшой хибаре, расположенной в десяти кило метрах за городом, на окраине промышленной зоны. В полу хибары находился тщательно замаскированный тайник. Здесь группа Рудина хранила четыре малокалиберных карабина «ИЖ» (три рабочих, один – запасной) с оптическими прицелами, боеприпасы к ним, ночные приборы, бинокли и камуфляж. Сегодня ночью им предстояла обычная еженедельная работа, за которую шеф платил неплохие деньги. Работа азартная и очень даже небезопасная, но именно этим она и нравилась Рудину и его боевым братьям. Раз в неделю они имели возможность вновь ощутить себя воинами, жизнь которых зависит от личной ловкости и сноровки, социальный статус и цивилизованные условия в этот момент не имели совершенно никакого значения – за это все трое были чрезвычайно благодарны хозяину.

Промышленная зона Белогорска – это целый город, разбросанный на огромной территории в несколько сот гектаров. Из действующих предприятий здесь остались мясокомбинат, элеватор, фармацевтический комбинат Толхаева и асфальтный завод. Остальные гиганты социалистической эпохи, в числе коих пребывали мукомольный комбинат, пивзавод, завод железобетонных конструкций, сталелитейный комбинат и ряд других, давно были брошены на произвол судьбы и стали местом обитания бомжей, различных «отморозков» без определенной ориентации и целых полчищ крыс. В ночное время перемещаться здесь было небезопасно: запросто могли дать по голове чем-нибудь тяжелым, стрельнуть из-за угла, кроме того, имелся риск быть сожранным крысами, которые в последнее время до того обнаглели, что даже бегать перестали, – пешком ходили, ни от кого не таясь.

Рудин и его команда знали это выморочное местечко как свои пять пальцев: они работали здесь второй год и могли проводить экскурсии по промзоне в буквальном смысле с завязанными глазами, поскольку действовать приходилось глубокой ночью, когда никто не мешает таинственным перемещениям вооруженных особей вкупе с четвероногими помощниками. Для мастеров-кинологов живность промзоны давно перестала быть опасной экзотикой, а двуногие обитатели не рисковали открыто конфликтовать с хорошо вооруженной и слаженной командой, поскольку в недалеком прошлом имел место наглядный пример печального свойства.

С год назад, примерно так же, в конце лета, группа Рудина выдвигалась на ночную работу и напоролась на банду вооруженных «отморозков», обкурившихся какой-то дряни и разгуливавших по промзоне в поисках приключений. Несовершеннолетние негодяи принялись палить без всяких предисловий. Группа Рудина грамотно укрылась, разобрала цели и в считанные секунды перестреляла всех нападавших – а было их, как потом выяснилось, шестеро. К несчастью, один из «отморозков» остался в живых: Ваня Соловей, вместо того чтобы целиться в голову (нет смысла работать из «мелкашки» по корпусу, да еще в ночное время), в последний момент поддался какому-то альтруистическому порыву и засадил две пули противнику в плечо, обезвредив руку с оружием. После короткого боестолкновения Рудин, руководствуясь своими песьими постулатами, дал команду закопать «дохлятину», а недобитого добить и тоже закопать. Однако сентиментальный Ваня Соловей воспротивился и заявил, что раненому нужна помощь.

– Ну ты посмотри на него! – сказал он, осветив фонариком скрючившегося раненого. – Он же еще совсем ребенок – наверно, и шестнадцати нет… Да у меня рука на такого не подымется.

– Ну хрен с ним – тащите на диабаз, бросьте там, кто-нибудь подберет, – смилостивился Рудин и философски заметил:

– Хотя – напрасный труд. Все равно его до совершеннолетия замочат, я его знаю, конченая падаль…

Соловей и Масло оттащили раненого на диабаз и присоединились к Рудину. А утром, по возвращении в школу, их ожидал неприятный сюрприз в виде патрульной машины и трех оперов. Оказывается, «отморозка» действительно кто-то подобрал и отвез в приемный покой областной больницы, а поскольку по каждому факту огнестрельного ранения медики обязаны мгновенно уведомлять правоохранительные органы, через пять минут после извлечения двух кусочков свинца малолетний негодяй ударно кололся об обстоятельствах получения ранения. Ну и черт бы с ним – кололся бы на здоровье сколько влезет… Только выяснилось, что «отморозок» знал Рудина лично и не замедлил об этом сообщить операм.

Рудина с компанией усадили на недельку в СИЗО №1 Белогорска, несмотря на то что они в один голос заявили: гуляли мы, гуляли под луной и ни в кого не стреляли, поскольку никакого оружия не имеем. Спустя неделю дело закрыли за отсутствием улик – славный дядька Толхаев выложил кругленькую сумму, иначе замордовали бы лихих кинологов в застенках. Но прецедент, что называется, место имел – как уже говорилось выше, более никто из двуногих обитателей промзоны открыто противостоять команде Рудина не осмеливался…