— Ив письме упоминалось имя этой дамы или ее мужа?

— Нет, но все было описано в деталях, так что нет сомнения — кто бы ни послал это письмо, он знал, о чем говорит. Кроме того, меня попросили в устной форме рекламировать журнал “Bay!” среди своих друзей, уговаривая их тоже подписаться. И знаешь, что самое интересное?

— Нет, — покачала головой Оля.

— Я побеседовал кое с кем из своих приятелей, и выяснилось, что они уже подписались на “Bay!” по той же самой причине, что и я, — получив по электронной почте письмо, в котором намекалось на некоторые реальные подробности их жизни, которые они не хотели бы предавать огласке.

— Спасибо, — улыбнулась Оля. — Ты не представляешь, насколько важно то, что ты мне рассказал.

* * *

— Это те самые кроссовки, — сказал Игорь. — Рисунок совпадает. Молодец, Мойша, не подвел!

Такса гордо тявкнула, прекрасно понимая, что речь шла о ней.

— А крови-то, крови! — простонал Гоша, судорожно прижимая руки к солнечному сплетению. Его мутило.

— Это не кровь, — покачал головой Юра Демарин, прикасаясь к пятну красной жидкости, расплывшейся на боку лежащего ничком в траве мужчины.

Труп засопел и лениво пошевелил рукой, словно отгоняя назойливую муху.

— Он что, жив? — поразился Гоша.

— Пьян, — констатировал Юра. — Бомж. У него в кармане была пластиковая бутылочка с кетчупом. Пробка открылась, кетчуп вытек, и, ворочаясь во сне, он весь перемазался.

— Этот тип не убивал Буданова, — покачал головой Крестовоздвиженский. — Такие, как он, не таскают с собой булыжники в пятидесятидолларовых чулках от Диора.

— Но он мог быть свидетелем убийства, — сказал Игорь. — Кроссовки-то те самые!

— Надо его допросить, — предложил Гоша.

— Для начала его надо хотя бы разбудить, — мрачно заметил Демарин.

* * *

Владимир Анатольевич Стернин задумчиво шагал по набережной Яузы. Он думал о том, что сгоряча совершил ошибку, возможно, самую крупную в своей жизни. В любом случае Сережу уже не вернешь, а в его возрасте и с его опытом качать права и бороться за законность и справедливость более чем смешно. Спецслужбы любой страны мира по уши погрязли в крови и дерьме. Так было, так есть и так будет всегда.

Если он мирился с этим столько лет, то почему именно теперь терпение ему изменило? Только из-за того, что убили друга его детства? С тем же успехом Сергей мог погибнуть в автокатастрофе. Только в сказках герой может противостоять целому войску. В жизни все не так. К тому же он не герой и не собирается на старости лет изображать героя. Похоже, с этим звонком он наломал дров. Потерял контроль над собой и наговорил лишнего. Надо подумать над тем, как исправить положение.

"Пора наконец покончить со всем этим, — решил Владимир Анатольевич. — Со всей этой мерзостью, с этой работой и с этой проклятой богом страной”.

Звук шагов за спиной заставил его насторожиться. В них было что-то знакомое — особенная ритмичная четкость. По позвоночнику пробежал неприятный холодок. Стернин обернулся.

— Ты? — полувопросительно-полуутвердительно произнес он.

Как в замедленной съемке, пола пиджака его преследователя откинулась в сторону, и из-под нее появилось неестественно длинное дуло пистолета с наверченным на него глушителем. Выстрел был тихим и кратким, как хлопок детских ладоней. Последнее, что увидел Владимир Анатольевич, была неприятная асимметричная улыбка тонкогубого рта и холодный невыразительный взгляд серых, по-рыбьи выпученных глаз.

* * *

— Уб-бийцы! — сонно простонал измазанный кетчупом пьяница. — Из-зыдьте! Н-не т-терз-зайте б-больную д-душу!

— Убийцы! — взволнованно повторил Гоша Крестовоздвиженский. — Вы слышали — он сказал: убийцы! Значит, он все-таки был свидетелем преступления.

— Ничего это не значит, — возразил Юра. — Он же пьян в стельку.

Игорь наклонился и ногтем большого пальца резко надавил бомжу на точки под носом и под нижней губой. Тот взвыл, судорожно дергая руками и ногами, и сел, тупо оглядываясь вокруг. Филимонов взял его руку и, не обращая внимания на протесты своей жертвы, принялся манипулировать с ней. Пьяный дергался и стонал, но взгляд его становился все более осмысленным.

— Что ты с ним делаешь? — заинтересовался Гоша.

— Привожу в чувство, — пожал плечами Игорь. — Слышал когда-нибудь о рефлексотерапии?

— Ты имеешь в виду акупунктуру?

— Скорее акупрессуру. То же самое, но только без иголок. Я стимулирую ему некоторые реанимационные точки, снимающие состояние опьянения.

— Б-больно, — обиженно сказал бомж. — Ты кто?

— Меня зовут Игорь. А ты кто?

— Колян, — представился пьяный, протягивая руку. — Тебе чего надо-то?

— Милиция, — гордо сказал Гоша, доставая из кармана удостоверение. — Вы арестованы по обвинению в убийстве.

— Че? — удивился Колян. — Какое еще убийство? Не, гражданин начальник, мне ты дела не пришьешь. Колян чист, как самогон бабы Шуры, а уж чище самогона бабы Шуры ничего в мире не бывает.

— Где вы были вчера ночью от половины двенадцатого до половины первого? — спросил Юра.

— Там! — Бомж указал рукой в противоположном пруду направлении. — В лесу. М-медити-ровал. П-проще говоря, размышлял о бренности з-земной юдоли. Что есть наша жизнь? Не более чем мутный осадок на дне недопитой бутылки!

— Красиво говоришь, — оценил Гоша. — А свидетели у тебя есть?

— Есть, — кивнул Колян и неожиданно с размаху стукнул себя кулаком в грудь. — Бог мне свидетель. Ты че, мне не веришь?

— Я тебе верю, — вмешался Игорь. — Я знаю, что ты не убивал. Но ты был свидетелем убийства. Нам точно известно, что около полуночи ты прятался в кустах около пруда, как раз в то время, когда там был убит мужчина.

— Бредишь, начальник, — укоризненно покачал головой Колян. — Я к пруду и близко не подходил. Ты бы видел, сколько там лягушек! И все зеленые как черти. Меня от них выворачивает.

— А как ты объяснишь, что там обнаружены следы твоих кроссовок?

— Моих к-кроссовок? Каких еще кроссовок?

— Вот этих, — показал пальцем Игорь. — Тех самых, что у тебя на ногах;

Пьяница с любопытством посмотрел на свои ноги.

— К-кроссовки, — подтвердил он. — И совсем новые! Откуда у меня кроссовки?

— Интересный вопрос, — ухмыльнулся Юра. — Так откуда у тебя кроссовки?

— Вспомнил! — радостно хлопнул себя по лбу Колян. — Вспомнил, гражданин начальник! Я их сегодня ночью из помойки выудил. Жаль только, великоваты, не мой размер, но ничего. Я в них газетки натолкал.

Сняв с ноги кроссовку, он вытащил из носка скомканный обрывок газеты.