Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы отважная женщина, – говорю я бабе Фросе. – Стольких людей уже похоронили. Страшно, наверное?
– Страшна не сама смерть, Мишка, – вздохнула баба Фрося. – Страшна смерть преждевременная. Страшно, что умирают молодые.
– А дочь ваша не пишет, не звонит?
– Так, письмишко пришлёт раз в год. А в последнее время и писем не пишет. Звонила полгода назад, я ходила на почту. Спросила, как здоровье. Сказала, что всё у ей хорошо. И весь разговор. Потом я как-то позвонила ей, она говорит: мама, я не могу сейчас говорить. И всё. А я потом побоялась перезванивать. Думаю, захочет – сама позвонит. Но так и не перезвонила. Ну ничего, я подожду.
– А вы сами к ней не ездили? – спросил я.
– Ой, сыночек, да куда ж мне ехать? Скока ж денег нужно, чтобы в Питер съездить и обратно? Да и хозяйство на кого бросишь? То поросёнок, то курочки, то уточки… Я на базаре у нас приторговываю. Если б не хозяйство, давно бы зубы на полку…
– Бабушка Фрося! – взглянув на дисплей телефона, воскликнул я. – Так давайте сейчас прямо и позвоним вашей дочери. Вот же, здесь телефон берёт. Давайте номер.
– Ой, боязно что-то. – Баба Фрося схватилась за сердце. – А вдруг опять не вовремя?
– Ну и что? – рассмеялся я. – Это со всеми случается. Если человек не может сейчас говорить, просит перезвонить. Что тут такого?
– Думаешь, не обидится? – прищурилась баба Фрося.
– Смешная вы, бабушка, – рассмеялся я. – За что обижаться? Где номер?
– Вот. – Баба Фрося протянула листок бумаги, на котором крупными цифрами был написан номер телефона: 8-812-349…
– Это, по-моему, городской, – сообразил я, – а мобильного нет?
– Только этот…
Я набрал номер. Ответа ожидал недолго.
– Да, – ответил мужской голос. – Слушаю.
– Здравствуйте, – говорю я, – а можно Светлану?
– Она на работе, кто её спрашивает? Что передать?
– А вы кто? – спрашиваю робко.
– Я её сын…
– Михаил? – обрадовался я. – Меня тоже Миша зовут. Миша Миров, я из Москвы. Так получилось, я случайно оказался в гостях у вашей бабушки. Хотите с ней поговорить?
– У какой бабушки? – спросил Михаил.
– Ну, у бабушки Фроси, – уточнил я и, прикрыв ладонью трубку, шепнул бабе Фросе: «Внук ваш, Мишка!». – Можете поговорить с ней. Сейчас передам трубку…
И я хотел было уже передать трубку старушке, как вдруг услышал такое, что тут же передумал.
– Я не хочу с ней говорить.
– Почему? – я обомлел.
– Она алкоголичка и сутенёрша. Отец запретил мне с ней разговаривать даже по телефону. Не звоните мне больше. Пока…
В трубке раздались короткие гудки. Баба Фрося смотрела на меня широко раскрытыми глазами, на её губах застыла нелепая улыбка.
– Что? – выдавила она и опустила глаза. – Что он сказал?
– Он на учёбе, – нашёлся я, – не может сейчас говорить…
Старого человека, по-моему, обмануть невозможно. Он только сделает вид, что не обманут. Мне кажется, баба Фрося всё поняла.
Если бы так можно было выразиться, сказал бы: «бабушкинское утро». Не успел я отключить телефон, как на дисплее нарисовалась моя бабушка.
– Здравствуй, сынок.
– Здравствуй, ба, – отвечаю.
– Не разбудила?
– Нет, уже встали. Завтракаем.
– Приятного аппетита. А что ж ты, сорванец, уехал, и ни слуху ни духу? Ни разу не позвонил. – Голос Лилии Степановны дрогнул.
– Бабуля, извини, пожалуйста. Не хотел вас тревожить, думал, может, устали от меня, – соврал я.
– Вот дурачок, – всхлипнула бабушка, – да что ж ты такое говоришь? Ну приедешь домой. Приедешь, я тебе дам…
Угрозы Лилии Степановны всегда меня смешат. Она так говорит, будто и впрямь по приезде домой меня ожидает такая взбучка, что сто раз подумаешь, ехать или нет. На самом деле при встрече бабушка забывает о своих грозных обещаниях и только гладит меня по голове да норовит расцеловать. Дети всегда после стариковских поцелуев утираются, а старики обычно обижаются. Но моя бабуля не обижается. Она так и говорит: все дети после наших старческих слюней утираются, чего на них обижаться, да мы и сами такими же были когда-то. Я же говорил вам, моя бабушка ещё тот философ.
– Бабушка, ты извини, я долго не могу говорить, тут Юрке кое-чем нужно помочь, – снова соврал я.
– Ну ладно, хорошо, не буду тебе мешать. Смотри там, будь осторожен.
– Пока, – сказал я и отключил телефон.
Баба Фрося сделала вид, что разговор мой не слышала, хотя мы с ней вдвоём сидели за столом.
– Так, ну что, Миша, пора и в дорогу, – предложила баба Фрося после завтрака. – Пошли на трассу, иначе ты и к Новому году не доберёшься до своей невесты. Вот тебе тормозок собрала. – Она протянула мне два пакета.
– Что ещё за тормозок? – удивился я, впервые услышав такое странное слово.
– Эт мы так паёк называем, – пояснила бабушка, – когда человек на работу идёт или в дорогу собирается.
– Это такой паёк? – рассмеялся я. – Два мешка? Да вы что, бабушка? Слон я, что ли?
– Тормозок в одном пакете, во втором – гусак.
– Кто? – оцепенел я. – Какой ещё гусак?
– Да ты не волнуйся, милок. – Баба Фрося махнула рукой. – Отличный гусак. Свежайший, я сегодня утром его зарубила, пока ты спал. Жирненький такой, просто загляденье. Отдашь хозяйке, она ему яблочек в попку напихает, – весело рассмеялась бабуля, – да в духовочке запечёт – пальчики оближешь. Это тебе на Новый год.
– Бабулечка, миленькая, спасибо вам, конечно, но, пожалуйста, оставьте гуся себе. Куда я его?
– И не подумаю! – Баба Фрося даже притопнула ногой. – Ты что? Как это себе? Да у меня этих гусей на полдеревни хватит. Прекрати. Говорю же: это мой подарок на Новый год. И ничего не хочу слышать.
– Да вы поймите, бабушка, – пытался я переубедить старуху, – я ведь не домой еду, а в гости. Понимаете?
– Эх, дурачок ты, Мишка. Так вот в гости и нужно с гусем приходить. Тем более по нонешним-то временам. Тебе только спасибо скажут. Кто ж в Новый год от гуся откажется? Ты часам к пяти-шести сегодня доберёшься в Ростов. Так что птицу три раза успеют зажарить к праздничному столу. Бери, бери, не сопротивляйся.
Ну что ты поделаешь с этой бабулей? Гуся я засунул в рюкзак, который сразу округлился и стал походить на настоящий рюкзак туриста. А пакет с тормозком пришлось нести в руках. Добравшись до трассы, я стал всматриваться в номера машин. И вдруг прямо у меня над головой раздался знакомый голос: