– Скоты! – процедил я сквозь зубы. – Это нелюди.

– Нелюди-то нелюди, только вот живут они среди нас.

Это какой нужно быть сволочью, чтобы вот так поступить? Неужели жажда наживы столь велика, что человек может превратиться в животное? Я представить не могу, что пережил в эти минуты разбоя ветеран войны. Откуда берутся отморозки, которые плюют на самое святое – на наших стариков, которые, в принципе-то, и отвоевали для нас нашу свободу. Неизвестно, в какой стране мы бы сейчас жили. Может, на привязи бы сидели или в клетке. Или работали бы под конвоем. Может, даже названия такого не было бы – Россия. Неужели это не интересует тех преступников, которые срывают ордена с ветерана?

Эй! Вы! Крадуны! Грабители! Разбойники! Чёрт с вами, украдите у меня всё, что захотите, заберите у меня всё, только ветеранов не трогайте. Не трогайте нашу историю и наши святыни! Пожалуйста. Не забывайте, что когда-то и вы станете стариками немощными и вас точно так же могут обидеть и что-либо у вас отобрать. В конце концов, должна же быть какая-то грань, за которую не должны переходить даже преступники? Или для вора, грабителя таких граней не существует? Вам всё равно? Но если чинить такой произвол, кто-то ограбит и обидит ваших маму и папу. Вы же не хотите этого? А если мы все примемся друг друга грабить, то скоро превратимся в животных. Неужели вас устраивает такая жизнь?

– Так, Мишка, теперь вторая серия, – прервала мои мысли баба Фрося. – Пойду позову своих друзей, ты уж, будь добр, потерпи немного, пусть только увидят тебя, а потом ляжешь спать. Хорошо?

– Хорошо, – отвечаю я и улыбаюсь. Театр.

– Ну и молодец. На вот, кушай. – Она подвинула ко мне чашку. – Не стесняйся. Я мигом.

Бабушка Фрося вышла из дома.

Не успел я доесть щи, как хозяйка вернулась с гостьей, бабушкой Дусей. Она была, как мне показалось, ещё старше моей спасительницы.

– Вот, полюбуйся, – указывая на меня, заявила баба Фрося, – какой парень вырос.

– Жених! – всплеснула руками баба Дуся. – Совсем жених. Здравствуй, Миша! Не узнаёшь?

– Извините… – начал было я, но баба Фрося опередила меня:

– Да ты что, Дуня, сдурела? Ему ж тогда полтора годика было, когда Светка уезжала.

– Боженьки ж ты мой, – запричитала гостья, – как времечко летит. Ну как там мама? – неожиданно спросила баба Дуся.

– Хорошо, – закивал я.

– Ну а батька-то не обижает?

– Не обижает, – замотал я головой и покраснел, не понимая сути вопроса.

– А родного-то хоть помнишь? – не унималась баба Дуся.

Вот попал, так попал, и баба Фрося, как назло, вышла в сени, но, к счастью, тут же вернулась.

– Дунь, ну что ты пацана пытаешь? Давай по стопочке выпьем. Праздник такой сегодня у меня.

– Да уж, – закивала соседка. – Праздник – не то слово! Не ждали, не гадали. Ну наливай, что ли… или Пашку подождём?

– Ой, – махнула рукой баба Фрося, – он ещё два часа будет идти, а то я Пашку не знаю…

– Не скажи, Фрося, – замотала головой гостья, – я крикнула ему, что внук к тебе приехал, так он забегал по двору. Щас позамыкает двери да придёт, куды он денется.

Баба Дуня оказалась права. В тот же миг в дверь постучали.

– Паша, ты? – громко спросила баба Фрося.

– Да, а кто ж ещё? – в комнату ввалился старик с бородой чуть ли не до пояса и, уставившись на меня, протянул: – Да-а-а! Мужик. Мишка, да ты уже мужик целый.

Я привстал и тихо произнёс:

– Здрасьте!

Дед Паша крепко пожал мне руку, хлопнул по плечу, расправил указательным и большим пальцами свои пушистые усы и сказал, косясь на бабу Фросю:

– Слушай, а ведь вылитый отец. А?

Да что ж это такое? Что за деревня такая? На всех я у них тут похож. Да ещё баба Фрося маслица в огонь подливает:

– Ну а на кого он должен быть похож-то, Павлик? Садись, давай по пять капель.

Старики выпили по рюмке, как я и догадался, самогонки. Предложили и мне «для аппетита», но я решительно отказался.

– И правильно, – согласилась баба Дуся, – лучше и не пробуй. Ну её к чёрту. Лучше уж пейте свои колы-шмолы, чем эту гадость. Ну что, молодёжь, повторим?

Через час старики словно забыли о моём существовании. Сначала заспорили о каком-то бывшем председателе колхоза. Баба Дуня говорила, что тот был самым настоящим чёртом, Фрося, напротив, называла его ангелом. Дед Паша обеих подружек назвал дурочками. Бабульки обозвали деда Пашу старым козлом. Но никто ни на кого не обижался. Всем было уютно и весело. Затем старушки, обнявшись, затянули песню «Как попала я сюда». Я чуть не уснул прямо за столом. Баба Фрося, заметив, что я клюю носом, отвела меня в другую комнату и уложила спать. Уснул я мгновенно.

Проснулся рано утром, почувствовав, как кто-то гладит мою руку. Оказалось, это баба Фрося сидит возле меня. Я открыл глаза и увидел, что хозяйка плачет.

– Что случилось, бабушка? – вскочил я.

– Лежи, лежи, – улыбнулась старушка. – Не обращай внимания.

– А почему вы плачете? – Я всё же приподнялся на кровати.

– Да взгрустнулось что-то, – ответила бабушка Фрося и тяжело вздохнула. – Спасибо тебе, сынок. Выручил меня вчера. Очень выручил. Сегодня вся деревня будет знать, что ко мне внучок приезжал.

– А вам это для чего? – удивился я. – Что-то никак не могу понять…

– Ой, Мишутка, Мишутка, – смахнула слезу баба Фрося, – да и не дай бог понять это когда-нибудь. Трудно это понять, сынок… очень трудно…

– А вы объясните, – попросил я. – Может, и пойму.

– Дочка как уехала тринадцать лет назад, так ни разу и не приезжала. А народ всяко болтает. Одни говорят, что, мол, дочку родную выжила из хаты, оттого девка и не приезжает ко мне. Дескать, обиделась навсегда. Другие говорят, что я мужа её первого отравила, зятя своего. А он сам у неё от водки сгорел.

– Как это? – оцепенел я. – Сгорел от водки?

– Ну это так говорят, когда от водки умирают, то есть перебрал и умер. Хотя я недавно узнала, что не только водочкой зятёк-то мой баловался. Но да ладно, теперь-то всё одно уже ничего не изменишь. Только я-то при чём? Ой, Господи, да чего только не болтают… А я ведь ни в чём не виновата. Зять умер, ему всего двадцать семь лет-то было, а дочка не хотела хозяйством заниматься. Пошла на трассу…

– В смысле? – удивился я. – Работать?

– Ну да. В том смысле… Ты же уже большой мальчик… всё понимаешь… Бросит на меня внука и веется днями-ночами. Придёт домой, бухнется на кровать прямо в сапогах. Отоспится, переоденется и снова на трассу. Почти год я ни сна не видела, ни отдыха. Ну а в деревне стали болтать, что, мол, я её туда отправляю на заработки… Людям-то рот не заткнёшь. Ругались мы с ней. А когда отец ейный, то бишь мужик-то мой, Вася, узнал, чем дочка занимается, так тот вообще чуть не прибил её, с ружжом по деревне гонял. Ну она в конце концов собрала вещички и уехала. С тех пор так ни разу и не виделись. Ни дочки, ни внука. Даже на похороны к отцу не приезжала. Татьяна Алексеевна похоронила сына и слегла. Думали, бог скоро приберёт, а оно, видишь, как – скоро десять лет как не встаёт, всё птиц каких-то водой поит.