Я весь мокрый от пота и не знаю, добегу ли до укрепсооружения, прикрывающего шоссе. Впереди стоит Хейдар, выглядящий так, будто искупался в озере: мокрый насквозь, и с носа капает. Обессиленно указывает нам на укрепсооружение и говорит, чтобы обогнули его справа и двигались дальше. Если бы не было этого свиста мин, то мы могли бы даже почувствовать себя в некоторой безопасности. Но мы так выдохлись от этого бега, что плохо соображаем, а к тому же и свист всё новых мин рвет душу на части. Голова колонны сворачивает вправо. В окопах полно солдат, все они смотрят на нас. Вдоль насыпи интенсивное движение взад-вперед превратило почву в болото, и мы еле вытаскиваем ноги. Те, кто сидит в окопах, пытаются нас подбодрить:

– Ура добровольцам!

– Не унывай, ребята!

– Добро пожаловать вновь прибывшим героям!

– Звони в колокола!

– Дружище, не упади только! Пусть лучше враг упадет к твоим ногам!

– Давай-давай, герои, немного осталось, Аллах поможет!

Наша рота вся перемешалась и стала похожа на раскатившиеся бусинки разорванных четок. Я никого из своих не вижу. Вроде бы теперь мы добежали, и можно бы найти своих, но не нахожу. Иду вперед и вижу, что там стоит Мехди. Ребята нашего взвода начали копать окопы, и Мехди говорит мне:

– Нам надо вырыть здесь окопы, мы пока здесь остаемся.

Али втыкает штык в склон укрепсооружения и выворачивает землю. Увидев меня, восклицает:

– Иди сюда! Иди окоп копать.

Рядом с ним копают свой окоп Расул и Абдулла. Я подхожу к ним, но они не обращают на меня никакого внимания. Словно кроме этого окопа для них ничто не существует. Пот льется с них, а Расул прямо в безумной ярости взрывает своим штыком каменистую землю. Я снимаю амуницию и начинаю копать свой окоп. Обманываться затишьем нельзя: противник начинает стрельбу внезапно. Я выбрасываю землю из ямы так, чтобы сделать из нее бруствер. Выкопал всего ничего, а уже задыхаюсь, и пот течет из малейшего отверстия в моем теле, но я не прекращаю работу. Ни секунды не стою без дела. Нельзя медлить. Поднимая штык, вздымаюсь всем телом и всем телом же налегаю на штык, помогая ему вонзиться в твердую почву. Но так долго не выдержать, мой окоп едва до половины выкопан, а я уже совсем выдохся. Очень твердая земля. Я склоняюсь лбом на штык как бы в молитве и чувствую запах этой свежевыкопанной почвы. Пот течет со лба на руки, потом на штык и в землю, и она становится мокрой и коричневой, словно кофе. Встаю на ноги. Потеплело в воздухе, а кругом, сколько хватает взгляда, везде вода. Рядом с укрепсооружением – заросли тростника и рогоза.

– Не устал еще? А вот и я!

Ко мне подошел Масуд, смотрит и ждет, приглашу ли я его разделить со мной окоп. Я вылезаю из окопа и всё не могу отдышаться, говорю ему:

– Сам докапывай!

Он кладет свою амуницию рядом с моей и ловко и весело атакует твердую почву на дне окопа. Я сажусь на коленки неподалеку и наслаждаюсь тем, как со всего моего тела течет пот. Говорю:

– Масуд! Мы с тобой навсегда стали одноокопниками!

Он ничего не отвечает, только улыбается. В один присест доделал окоп до конца. Размеры позволяют двум людям укрыться в нем от безжалостных минометных осколков. Вот он выбрасывает последнюю лопату земли и падает на дно окопа. И я, не торопясь, спускаюсь вниз и сажусь рядом с ним.

* * *

Пониже нашей линии окопов проходит дорога тех, кто идет к укрепсооружению или выходит из него в сторону передовой. Бойцы тащат вперед боеприпасы и еду в мешках, взгромоздив их на плечи.

– Враг контратаковал, 32-я дивизия их остановила…

– Положение опасное, у ребят боеприпасы кончаются…

– Мы их отбросили, с утра бой ведем…

Двое несут на носилках раненого, который весь залит кровью. Иногда он приподнимает голову и диким, непонимающим взором смотрит вокруг. В живот попала пуля или осколок. Среди кровавой красноты еще можно видеть кусочки марли и белого бинта, которым его перевязали. Те, которые его несут, так взмокли, словно искупались в озере. Головы, лица их мокрые, а глина, которой перемазаны их лица, стекает вниз с их подбородков. На шеях – глиняные русла, и ноги их с трудом выдираются из глины. Они проходят мимо нас. Расул так странно на них смотрит, что это само по себе остановило мой взгляд на нем. Он так вытянул губы, словно сам – этот раненый, мучающийся от боли.

– Расул-ага! – говорю я ему. – Ты не очень голову из окопа высовывай!

Тут только Расул меня заметил и перевел взгляд с раненого на меня, ядовито улыбаясь. Масуд в это время толкнул меня в бок и указал взглядом на дальний конец укрепсооружения.

– Похоже, там у них плохо дело. Посмотри-ка!

Я вижу, что в конце укрепрайона всё затянул серый дым. Несколько человек бегут сюда от перекрестка через заросли рогоза. Рогоз высотой в их рост. Они тащат в мешках гранаты для РПГ, груз тяжелый. Вот добежали до нас, и я восклицаю:

– Аллах в помощь!

Не поворачивая головы, вздымают вверх руки, отвечая нам этим безмолвным приветствием. С тех пор как мы тут закрепились, мы всем невольно говорим эту фразу. Просто, наверное, хочется подбодрить ребят.

Еще несут раненых с того же, дальнего конца укрепрайона. А двое раненых обнялись и помогают друг другу идти. Один, у которого забинтован верх бедра, говорит:

– Впереди патронов мало, патроны вперед доставьте!

Мы никак не реагируем на его слова. Видя наше равнодушие, он повторяет:

– Во имя Аллаха, помогите ребятам там, впереди, им стрелять нечем!

Потом он вновь обнимает за шею своего спутника, и у каждого окопа они повторяют ту же самую просьбу.

Раненых несут столько, что мы уже перестали любопытствовать, куда ранило, осколком ли или пулей. Только Масуд всякий раз толкает меня в бок и говорит:

– Еще один!

Я лишь слегка поднимаю голову посмотреть, потом вновь просто сижу в окопе.

Я наблюдаю за какой-то фигурой, показавшейся от перекрестка. Это старик, приближающийся к нам. Вначале я вижу его седую голову меж стеблей рогоза примерно на половине длины укреп-сооружения, потом белое пятно его седых волос возникает ближе, и я вижу, что он прижимает к груди противотанковую ракету «Малютка»[24]. Он так медленно и осторожно идет, словно ступает босиком по разбитому стеклу. Белые волосы и белая щетина бороды делают его похожим на птиц, что кружатся там, в небе. Кожа его темная от солнца, и кости скул сильно выступают. Он присел возле нашего окопа и тяжело дышит. Ракету он держит в руках, словно грудного ребенка, и взгляд его следит за кружащимися в вышине морскими птицами. В воде взорвалась мина. А когда я поднял голову и вновь взглянул на старика, то увидел, что он не обращает внимания ни на что вокруг и по-прежнему смотрит куда-то вдаль. Словно он живет в каком-то ином мире, полном тишины и покоя.