– Я должна идти домой, – сказала Диана, и это было все, что она сказала. Напрасно Энн просила её остаться.

– Я никогда не слышала, чтобы гости уходили домой без чая, – сокрушалась она. – О, Диана, возможно, ты и правда заболела оспой? Если это так, я приду и буду ухаживать за тобой, можешь положиться на меня. Я никогда не оставлю тебя. Но я хочу, чтобы ты осталась до чая. Где у тебя болит?

– У меня ужасно кружится голова, – сказала Диана.

И в самом деле, она шла, пошатываясь. Энн, со слезами разочарования в глазах, забрала шляпу Дианы и проводила её до дома Барри. Потом она плакала всю дорогу до Зеленых крыш, где она печально поставила оставшийся малиновый сироп обратно в кладовку и приготовила чай для Мэтью и Джерри, но весь интерес к этому у неё пропал.

На следующий день было воскресенье, и дождь лил, как из ведра от рассвета до заката. Энн не выходила из Зеленых крыш. В понедельник днем Марилла послала ее с поручением к миссис Линд. Очень скоро Энн уже прибежала, со слезами на щеках. В кухне она в отчаянии бросилась ничком на диван и разрыдалась.

– Что случилось на этот раз, Энн? – спросила Марилла встревоженно. – Я надеюсь, что ты не нагрубила миссис Линд снова.

Энн ничего не ответила, только зарыдала ещё сильнее!

– Энн Ширли, когда я задаю вопрос, я хочу услышать ответ. Сядь прямо сейчас же и скажи, почему ты плачешь.

Энн села с трагическим видом.

– Миссис Линд ходила к миссис Барри сегодня и миссис Барри была в ужасном состоянии, – закричала она. – Она говорит, что я напоила Диану в субботу и отправила ее домой в позорном виде. И она говорит, что я, должно быть, очень плохая, злая девочка, и она никогда, никогда больше не позволит Диане играть со мной снова. О, Марилла, я просто умру от горя.

Марилла смотрела на неё в изумлении.

– Напоила Диану! – сказала она, когда к ней вернулся дар речи. – Энн, ты или миссис Барри сошли с ума? Что же, ради всех святых, ты дала ей?

– Ничего, только малиновый сироп, – рыдала Энн. – Я никогда не думала, что от малинового сиропа можно стать пьяным, Марилла, даже если выпить три больших стакана, как Диана. О, это звучит так ужасно – пьяная – как муж миссис Томас. Но я не хотела напоить её!

– Напоить! Да это чепуха какая-то! – сказала Марилла, идя к шкафу. Там на полке стояла бутылка, в которой она сразу узнала домашнее вино из смородины трехлетней выдержки, которым она славилась в Эйвонли, хотя некоторые строгие горожане, и миссис Барри среди них, не одобряли домашнее виноделие. И в то же время Марилла вспомнила, что она поставил бутылку малинового сиропа в подвале, а не в шкафу, как она говорила Энн.

Она вернулась на кухню с бутылкой вина в руке. Ее лицо подергивалось от еле сдерживаемого смеха.

– Энн, ты, конечно, мастер по попаданию в неприятности. Ты дала Диане смородиновое вино вместо малинового сиропа. Разве ты не почувствовала разницу?

– Я и не пробовала его, – сказала Энн. – Я думала, что это сироп. Я только хотела быть гостеприимной. Диане стало ужасно плохо и она должна была вернуться домой. Миссис Барри сказала миссис Линд, что она была просто пьяна. Она только смеялась глупо, когда мама спросила ее, что случилось, и пошла спать и проспала несколько часов. Ее мать по запаху узнала, что она была пьяна. И у неё была страшная головная боль весь день вчера. Миссис Барри так возмущена. Она никогда не поверит в то, что я это сделала не нарочно.

– Я думаю, она бы лучше наказала Диану за жадность, ведь та выпила три стакана! – сказала Марилла твёрдо. – Даже если бы это был просто сироп, от трёх стаканов ей бы стало плохо. Ну, эта история будет лишним поводом обвинить меня для тех людей, которые и так на меня косо смотрят из-за приготовления смородинового вина, хотя я не сделала ни одной бутылки в течение трех лет– с тех пор, как узнала, что священник этого не одобряет. Я просто держала эту бутылку на случай болезни. Ну-ну, дитя, не плачь. Я не вижу твоей вины, хотя жаль, что всё случилось именно так.

– Я буду плакать, – сказала Энн. – Мое сердце разбито. Всё складывается против меня, Марилла. Диана и я расстались навсегда. О, Марилла, я не думала о таком, когда мы принесли наши клятвы дружбы.

– Не говори глупостей, Энн. Миссис Барри передумает, когда узнает, что ты не виновата. Я полагаю, она думает, что ты сделала это ради шутки или что-то в этом роде. Лучше сходи к ней и всё объясни.

– Моя смелость пропадает при мысли о том, что надо встретиться с негодующей мамой Дианы, – вздохнула Энн. – Я хочу, чтобы вы пошли к ней, Марилла. Вы внушаете больше доверия, чем я. Наверное, она скорее выслушает вас, чем меня.

– Ну, хорошо, – сказала Марилла, рассудив, что так, вероятно, будет разумнее. – Не плачь больше, Энн. Все будет в порядке.

Марилла изменила своё мнение, когда вернулась из Садового Склона. Энн ждала ее приезда и выбежала на крыльцо, чтобы встретить ее.

– О, Марилла, я вижу по вашему лицу, что всё бесполезно, – печально сказала она. – Миссис Барри не простит меня?

– Миссис Барри! – фыркнула Марилла. – Из всех несговорчивых женщин, которых я когда-либо встречала, она хуже всех. Я сказала ей, что это все была ошибка, и ты не была виновата, но она просто не поверила мне. И она во всём винит мое смородиновое вино и упрекнула меня в том, что я говорила, что от него нет никакого вреда. Тогда я просто сказала ей, что не нужно было пить три стакана вина за раз, и что, если бы мой ребенок был таким жадным, я б отрезвила его с помощью хорошей порки.

Марилла ушла на кухню в плохом настроении, оставив в смятении маленькую страдающую душу. И тогда Энн вышла с непокрытой головой в холодный осенний вечер; очень решительно и неуклонно зашагала она через увядший клеверный луг, через деревянный мост и еловую рощу на холме, освещенные бледной луной, низко висящей над лесом. Миссис Барри, открыв двери в ответ на робкий стук, увидела на пороге маленького просителя с синими губами и умоляющими глазами.

Ее лицо застыло. Миссис Барри был женщиной с глубокими предрассудками и антипатиями, и ее гнев был холодным и мрачным, такой всегда трудно преодолеть. Из справедливости нужно сказать, что она искренне верила, что Энн напоила Диану специально, она честно стремились оградить свою маленькую дочь от дурного влияния такого ребенка.

– Чего ты хочешь? – сухо сказала она.

Энн всплеснула руками.

– О, миссис Барри, пожалуйста, простите меня, я не хотела напоить Диану. Как я могла? Только представьте, что вы бедная девочка-сирота, которую добрые люди приняли в свой дом, и у вас только один близкий друг во всем мире. Как вы думаете, вы бы напоили его нарочно? Я думала, что это всего лишь малиновый сироп. Я была твердо убеждена, что это малиновый сироп. О, пожалуйста, не говорите, что вы не позволите больше Диане играть со мной! Если вы так сделаете, то покроете мою жизнь темным облаком скорби.

Эта речь, которая смягчила бы сердце доброй миссис Линд в мгновение ока, не произвела никакого эффекта на миссис Барри, наоборот, она пришла в ещё большее раздражение. Она отнеслась с подозрением к громким словам Энн и её драматическим жестам и подумала, что ребенок издевается над ней. Поэтому она сказала, холодно и жестко: