История, которую рассказал мне Моралес, сводилась примерно к следующему.

Бобчик действительно следил за Аделой в клубе «Кайпиринья», так что то, что я видела, ни в коей мере не было галлюцинацией. Похоже, до него дошли слухи о том, что Адела чересчур склонна к похождениям на стороне, и, притворившись, что он едет в командировку, Дима принялся следить за своей ветреной подругой.

Так он оказался в клубе «Кайпиринья» и, пожираемый ревностью, следил из-за занавески за тем, как Адела вовсю флиртовала с Росарио. Там его и заприметил эквадорец.

Эусебио лично не знал Бобчика, но знакомые уже успели издали показать ему Диму на дискотеке, объяснив, что этот сверхбогатый «новый русский» в данный момент является последней пассией Аделы. Заинтересованный в расширении своей клиентуры, Эусебио подошел к Бобчику, представился, объяснил, что он близко знаком с Аделой, а потом начал рассказывать о магии вуду, о лечении импотенции и о прочих услугах, которые он, Эусебио Моралес, готов оказать за соответствующую плату.

Бобчика заинтересовало это предложение.

— А ты можешь сделать так, чтобы этот индейский карлик раз и навсегда оставил в покое мою невесту? — спросил Бобчик, указав на Росарио.

— О чем речь! Конечно, могу! — не задумываясь, ответил маг.

Бобчик вручил эквадорцу пятьсот долларов, и они расстались.

Тут Эусебио задумался. Желание столь солидного клиента, как сын фармацевтического магната, следовало непременно выполнить, поскольку в таком случае можно было рассчитывать, что вслед за этим последуют новые, щедро оплачиваемые заказы. Однако будучи по натуре человеком практичным, Эусебио не собирался полагаться в столь тонком вопросе исключительно на магию. Нужно было придумать нечто, что навсегда отбило бы у Росарио желание приближаться к Аделе. И тут Морале-са осенило!

Несколько дней тому назад один студент с Ямайки, чей дядя активно практиковал вуду, привез ему специальную смесь для оживления мертвецов и превращения их в зомби. На самом деле оживление мертвецов было хорошо отработанным трюком жрецов вуду, но на не искушенных в подобных делах зрителей этот трюк всегда производил должное впечатление. Хитрость состояла в том, что будущего зомби заставляли принять порошок, после чего он на несколько часов впадал в состояние каталепсии и казался мертвым. Затем новоиспеченного мертвеца хоронили, в нужный момент жрец вуду раскапывал могилу и с соответствующими случаю торжественными ритуалами «оживлял» мертвеца, дополнительно гипнотизируя его, что создавало эффект «зомбирования».

Смесь, привезенная студентом с Ямайки, была как раз тем самым порошком, который вводил человека в каталептическое состояние. Прежде чем начать публичные сеансы «оживления» мертвецов, эквадорец решил опробовать смесь на Росарио.

После того как Адела, поссорившись с индейцем в клубе, уехала, Эусебио подошел к пылающему от ярости кавалеру и удачно навел его на мысль воспользоваться магией, чтобы намертво приворожить к себе строптивую красотку, а затем с презрением бросить ее и отомстить, отказываясь отвечать на ее неутолимую страсть.

Сделав щедрый жест, Моралес даже предложил Чавесу провести магический сеанс бесплатно и пригласил его на следующую ночь в «Каса де брухос».

Когда мы с Аделой появились в доме гайан-ского дипломата Васи, эквадорец решил, что боги окончательно покровительствуют ему. Росарио приехал поздней ночью, когда церемония поклонения кубинской святой деве Каридад дель Кобре завершилась. Адела в то время уже уехала с Бобчиком в Пестяки, я лежала в постели, читая «Фаллос Кетцалькоатля», а незапертый «Мерседес» Аделы с ключами в замке зажигания спокойно стоял в саду гайанского дипломата.

Прежде чем начать церемонию приворота моей подруги, Эусебио предложил Росарио кружечку холодного пива с заранее растворенной в нем гаитянской смесью. Что может быть лучше холодного пива в знойную летнюю ночь! Росарио залпом выпил отравленный напиток и, к удовольствию Моралеса, через десять минут по внешнему виду ничем не отличался от трупа. По расчетам эквадорца, Чавес должен был пробыть в состоянии каталепсии от двенадцати до двадцати часов.

Эусебио, довольный успехом эксперимента, почувствовал в себе вдохновение художника. Обладая тонкой натурой ценителя искусств, в свободное от занятий магией время он любил создавать картины на обнаженном человеческом теле, преимущественно женском. В холодной России по вполне понятным причинам этот вид живописи не получил широкого распространения, но в теплых латиноамериканских странах выставки «живых картин» не были редкостью.

Ненадолго задумавшись, Моралес раздел индейца, взял кисти и краски и талантливо изобразил на левой груди Росарио узкую колотую рану со сбегающей из нее узенькой струйкой запекшейся крови. Затем, около половины четвертого утра, когда все в доме наконец уснули, Эусебио взвалил индейца на плечо и аккуратно уложил его в багажник Аделы, гадая, что сделает девушка, обнаружив у себя в машине труп. Предугадать действия взбалмошной Аделы он, конечно, не мог, но ясно было одно: что бы она ни сделала, они с Росарио разругаются окончательно до такой степени, что больше даже не посмотрят друг на друга.

Я вздохнула с облегчением. По крайней мере, одну тайну я уже раскрыла. Теперь мне известно, каким образом труп индейца оказался в багажнике «Мерседеса».

— А Бобчику было известно, что ты задумал? — спросила я.

— Нет, — ответил Чепо. — Я дал ему только мой московский телефон, а сам почти все время был в «Каса де брухос». Все время собирался ему позвонить, но сначала хотел сам узнать, чем кончилось дело. А, кстати, почему ты сказала, что Чайо мертв?

— Это я обнаружила его в багажнике «Мерседеса», — объяснила я. — А Адела сделала вывод, что Бобчик убил его из ревности.

Я решила пока не говорить всю правду. Моралес расхохотался.

— Ну и заварил же я кашу! — похвастался он. — Жалко, что Адела не заглянула в багажник первой.

— А что сказал Чайо, когда позвонил тебе сегодня утром? — спросила я.

— Ругался! — усмехнулся Эусебио. — Как он ругался! Ты даже представить себе не можешь. Некоторые слова я даже не понимал. Еще он потребовал, чтобы я срочно привез ему одежду и украшения.

— Какую одежду? — удивилась я.

— Его одежду, — пожал плечами Эусебио. — Я же его догола раздел. Он недавно как раз купил себе какие-то суперфирменные джинсы, и еще у него были цветастая шелковая рубаха, ковбойские сапоги, золотой браслет и золотая цепочка с кулоном в форме головы леопарда. Ничего, завтра я все ему верну, и он успокоится. Мне чужого не надо.

— Я могу посмотреть его одежду? — охваченная неожиданным предчувствием, попросила я.

— Зачем? — удивился эквадорец.

— Надо, — я фантазировала на ходу. — У меня есть подозрение, что у Росарио была любовная записка, написанная Аделой, которой он собирался шантажировать ее. Вдруг она случайно окажется у него в кармане?