Поэтому Аля шлялась во дворе, держась подальше от мужчин, прячась за незаметными бытовыми делами: никто не обращает внимания на женщину, которая просто кормит кур или относит объедки дворовым псам.

Видела иногда Сантьяго и узнавала его издалека.

Самый высокий, самый властный. С гордой осанкой.

Опасный.

Хорошо бы, по-настоящему опасный для своих врагов.

Судя по тому, как часто она ощущала знакомую раскатывающую тяжесть, он тоже ее замечал и все-таки смотрел, но не подходил и ничего не говорил.

К вечеру на ранчо появились незнакомые ей люди с острыми взглядами. Они не заходили в дом, зато запалили большой костер и выставили рядом с ним ящики с бутылками пива. Аля пряталась от всех в пляшущих красно-черных тенях, но растущая нервная агрессивность опьяневших бандитов нравилась ей все меньше.

Но когда она начала пробираться к дому, стараясь не попасться никому на глаза, перед ней внезапно вырос Хесус.

Она не ожидала этого, совсем не ожидала, после того как Сантьяго отослал его с ранчо. Испугалась, отступила, чуть не бросившись бежать.

Почувствовала лайм и перец и качнулась к нему, накрытая странным ощущением ностальгии по гипнотической жаре Паленке.

И снова отшатнулась назад, очнувшись, вспомнив все, что случилось после.

Он молчал и смотрел на нее в упор. Наглым, раздевающим взглядом, как в самый первый раз. Не забыл ощупать им соски и провести по телу этак по-хозяйски, словно она все еще принадлежала ему, всколыхнув этим напряжение между ног.

Аля кусала губы. Она не могла ему ничего сказать. Не могла даже послать, так и не выучив по-испански ни одной связной фразы. А если бы могла, то что, что? Что?

Она вдруг ощутила на себе знакомую тяжесть взгляда Сантьяго и оглянулась, ища его глазами. Он наблюдал за ними через пламя костра, и выражение его лица было ей непонятно.

Когда она обернулась назад, Хесус уже отходил от нее к ближайшей кучке ровесников, оскалившись и принимая у кого-то из рук услужливо открытую бутылку пива. Злой его взгляд прожигал спину, пока она быстро, чтобы не вляпаться в следующую проблему, шла в дом.

Сантьяго вернулся только глубокой ночью, разбудив Алю одним своим присутствием. Он еще не успел тихо прикрыть дверь спальни, а она уже смотрела на него в полутьме, страшась того, какие новости он может принести, ощупывала его взглядом, ища темные пятна крови и белые бинты. Но с ним все было в порядке, и когда он, как обычно, лег к ней в постель, она прильнула всем телом, не для того чтобы соблазнить, а для того чтобы успокоиться.

Не у кого было больше просить помощи и защиты и не на кого надеяться. Он был здесь самым сильным, и ей хотелось, чтобы он сказал, что все будет хорошо. А лучше не сказал, а доказал, спрятал, позаботился, разобрался со всеми проблемами.

Он как будто почувствовал ее желание и страх и молча обнял за плечи одной рукой, позволив устроиться на своей груди. Она лежала, слушала мерный стук его сердца и успокаивалась. Согревалась, хотя в комнате и так было жарко, но от его тепла становилось уютнее и надежнее. Весь огромный опасный мир пока оставался за пределами спальни, а тут можно было наконец расслабиться.

Подняла голову, вглядываясь в его лицо, и провела кончиками пальцев по твердому животу. Гулкий стук сердца под ее ухом едва заметно ускорился. Аля осмелела и повела пальцы вниз, снова находя свои любимые туго свитые мышцы и следуя по ним ниже, еще ниже, как раз туда, где они сходились. И где ждал ее уже затвердевший член, логично и естественно легший в ладонь. Стук сердца под ухом рывком ускорился, дыхание Сантьяго прервалось и возобновилось уже резче и тяжелее. Но несмотря на все эти явные признаки желания, он, как и накануне, очень твердо убрал ее руку.

В этот раз Аля решила заупрямиться. Перевернулась, ложась на него сверху, и снова нежной лаской направилась к своей цели. Была поймана задолго до нее и водворена обратно в свои границы. Но не успела она задуматься над третьей атакой, как Сантьяго сам накрыл своими пальцами ее промежность, вырвав вздох не столько возбужденный, сколько удивленный.

Прижав ее к себе одной рукой, второй он быстро, невероятно быстро, пользуясь вчерашними картами и тропинками, разогрел ее до такой степени, что перед глазами плыла мутная пелена и хотелось поскуливать и тереться, требуя продолжения. А потом сделал все еще слаще, чем было вчера, доведя ее тело до тягучих горячих судорог в рекордные сроки, Аля никогда еще так быстро не кончала.

И отпустил.

Передвинулся на свою половину и попытался проделать вчерашний фокус — отвернуться и уснуть.

Аля офигела. Аля возмутилась. Аля протестующе царапнула его по спине и проныла без слов что-то возмущенное, потому что ее тело офигело от происходящего не меньше.

Оно зачем разгонялось на полную мощность — вот за этими тремя секундами?!

Это было просто оскорбительно: на, получи то, за чем пришла, и отвяжись.

Она выцарапала его руку из-под простыни и вернула туда, где она только что была. И ладошкой проверила на всякий случай ключевые точки: сердце его колотится все так же быстро, член все еще стоит, плотно прижимаясь к животу, горячий и шелковый, и совершенно недоступный.

Так что происходит?!

Сантьяго не стал спорить или пытаться отвернуться. Он вновь навис на ней, лаская пальцами истекающие влагой и изнывающие по его касаниям лепестки плоти. На этот раз все было дольше и ярче, он снова пробуждал по отдельности разные ее части, заводил по одной мелодии, чтобы в самом конце соединить в едином мощном взрыве, вогнав пальцы в ее тоскующее от пустоты лоно.

И снова Аля задыхалась и дрожала, снова не могла собрать мысли воедино, сформулировать невероятно страшную мысль: как быстро и как профессионально он научился играть на ней всего за две ночи.

То, что случилось, насытило ее тело, успокоило, окутало сетями медовой дремоты — Змей не возразил, когда Аля просочилась под его простыню и уткнулась лбом в горячую спину.

Но где-то внутри нее осталось глобальное неудовлетворение.

Он снова дал то, что она просила, и снова не дал того, что хотела.

Игры кончились.

Показав Але свою светлую туристическую сторону, с водопадами, пирамидами, улыбчивыми жителями, стейками за два доллара, огненными орешками в паприке и лайме, далекими синими вулканами, разноцветными домами в Мехико, заводными песнями, горячим сексом, нестрашным пленом и упрямым красавцем-мачо в ее постели, Мексика развернулась темной стороной.

Хмурые серьезные мужчины с пистолетами, в открытую засунутыми за пояс, передвигались по дому как хозяева, глаз не отводя, но и не рассматривая ее прелести. Им было не до этого. Как любых мужчин, их больше манила война, чем любовь.